Стрелок. Путь в Туркестан - Иван Оченков

– Хорошо-хорошо, – с лёгкой усмешкой отозвался Дружинин.

– Ты думаешь, он согласится? – спросил инженер-механик, устыдившись своего испуга.

– Полагаю, да. Особенно, если не оставить ему иного выбора.

– О чем ты?

– Да так. Наш общий друг, кажется, очень увлечен этой модисткой…. Чего не сделаешь ради любимой женщины!

– Ты меня пугаешь.

– Что-то ты, Павел, стал слишком пугливым! Ладно, не делай такое лицо. Тебе не о чем беспокоиться. Просто устрой нам встречу с твоим соседом, а всё, что нужно, я скажу ему сам.

– Хо-хорошо, – нервно кивнул Сутолмин. – Когда?

– Лучше всего – завтра. Не будем терять время.

– Я, я передам.

– Ты уже уходишь?

– Мне пора, – заторопился тот. – Думаю, что Будищев уже вернулся домой. Самое время с ним поговорить.

– Вероятно, ты – прав. Что же, ступай, коли так. Всего доброго.

– До свидания.

Оставшись один, Дружинин вызвал полового и заказал ещё коньяка. Хорошо выпив, он с удовольствием закончил трапезу. Затем расплатился и, не забыв щедро оделить прислугу чаевыми, отправился к себе.

– Не прикажете ли извозчика кликнуть? – согнулся в почтительном поклоне швейцар – могучий старик из отставных матросов с медалями на груди.

– Не стоит, братец, – благодушно отозвался офицер. – Хочу пройтись.

– Как вам будет угодно.

Идти ему и впрямь было недалеко, мороз только начал придавливать после дневной оттепели, под ногами мягко поскрипывал снежок и подвыпивший мичман погрузился в размышления. Мысли у него, надо сказать, были самые возвышенные. Мечталось о свободе и о всеобщем благе, на алтарь которого лучшие люди России, и он в том числе, были готовы положить свои жизни. Надо же дать, наконец, свободу многострадальному народу.

– Помогите, барин! – вырвал Дружинина из размышлений чей-то простуженный голос.

– Что! Кто здесь?

– Я это, – взмолился какой-то бородатый оборванец. – Помогите, ради Христа.

– Фух, напугал, скотина!

– Чего тебе?

– Барин, не дайте пропасть без покаяния. Пожалуйте на опохмел, а то Богу душу отдам…

Выпей Дружинин чуть меньше, он, возможно, обратил внимание, что местность для попрошайничества не самая подходящая и что пропойца какой-то подозрительный, но французский алкоголь горячил кровь и туманил разум.

– Пшел вон! – замахнулся он на нищего, но в этот момент что-то ударило его по затылку и мир, бывший только что таким ярким и разноцветным, погрузился во тьму.

Тем временем простуженный оборванец и его неведомо откуда появившийся сообщник подхватили потерявшего сознание офицера и потащили его за угол. Затем раздались звуки ударов, после чего злоумышленники вышли и как ни в чем не бывало пошли по улице. Удалившись от места происшествия на достаточное расстояние, нищий снял с себя свой ужасный драный армяк и бороду, мгновенно превратившись таким образом во вполне прилично одетого мещанина.

– Спасибо, Федя, – поблагодарил его сообщник. – Выручил.

– Не за что, – хмуро отозвался тот. – А он и впрямь бунтовщик?

– Хуже, дружище. Он – провокатор. Ходит тут – людей с толку сбивает. Потом их в кандалах на каторгу, а таких как он в худшем случае в другое место переведут.

– Ладно, Граф, мне за тебя не в первый раз грех на душу принимать. Одним больше, одним меньше…

– Господь с тобой, Фёдор! Ты за кого меня принимаешь? От переломанных ног не умирают, разве что пропаганду вести труднее становится. Хотя я ему, кажется, ещё и челюсть сломал.

– Так ты его не того…

– Да что я, изверг какой? Пусть в больнице полежит, да к нам с Гесей не лезет с разными глупостями.

– А он нас не признает?

– Братан, да тебя с этой бородищей родная матушка бы не опознала, где уж тут пьяному офицеришке!

– Тогда ладно.

– Ну, вот и славненько. Пойдем, Федя, пока ветер без сучков.

– Погоди, Граф…

– Что ещё?

– А ежели он от вас госпожой Гедвигой не отстанет?

– Даже не знаю. Тогда случай будет признан неизлечимым и их благородие отправится под лёд.

– Так может, и не надо ждать? Одним разом…

– Интересное предложение! Вот за что я люблю простых русских мужиков, так это за их доброту и неистребимую склонность к милосердию.

– Ну а чего лишний раз мучить, все же христианская душа, хотя и заблудшая!

– Блин, шевели копытами, гуманист хренов, а то пока чухаемся, этого убогого и впрямь найдут!

– Ой!

– Что опять не слава богу?

– А он не замерзнет?

– Ё-ё-ё… всё, у меня цензурные слова кончились. Ты уж определись, твою дивизию, чего хочешь, добить или спасти!

Сутолмин, придя домой, к своему удивлению, не застал Будищева, а потому не смог с ним переговорить. Мадам Барская не смогла или не захотела пояснить своему постояльцу причину отсутствия Дмитрия. Старушка, вообще, в последнее время крайне неохотно общалась с инженер-механиком. Похоже, она считала, что тот поступил не по-товарищески, устроив Дружинину встречу с невестой своего друга. Прочие постояльцы тоже не горели желанием поговорить, к тому же они скоро разошлись, оставив Павла одного.

Идти к себе в комнату не хотелось, поэтому он присел возле камина и стал ждать возвращения Будищева. В какой-то момент он задремал, а когда проснулся, увидел рядом с собой Дмитрия, мостившего на огонь медный чайник.

– Агусеньки, Паша, – засмеялся тот. – Приснул, брат?

– Немного, – смутился Сутолмин. – А ты где был так долго?

– Служба, – пожал тот плечами. – Проголодался, сил нет, а домой опоздал. У Елизаветы Петровны, сам знаешь, не забалуешь. Вот, купил колбасы и ситного, да чайник ставлю. Присоединишься?

– Благодарю, – помотал головой инженер-механик, – но я сыт. Пообедал в ресторане.

– Ну, нам так не жить, – с комическим видом пожал плечами кондуктор. – Мы люди маленькие, нам в рестораны путь заказан[59].

– Меня, собственно, Дружинин пригласил. Нам нужно было кое-что обсудить.

– Наверное, цены на эликсир бессмертия?

– Что?!

– Ну, средство такое. Выпил, и умереть нельзя. Или покойнику в пасть залил – он и подскочил как ошпаренный. Типа живой воды, только для внутреннего употребления.