Рыцарь ночи и Луна - Полина Ром

Первым с развороченной грудной клеткой упал Янг, у Нилса закончились стрелы, но два черных кинжала в его руках продолжали свою работу. Герд Ольф рубил тварей с жутким хэканьем, не обращая внимания на множественные укусы и бегущую по одежде тонким ручейком кровь…

Мы продвинулись еще на два метра…

Мартин и Хенрих стояли спина к спине, почти по колено заваленные трупами, но твари рвались и рвались волнами, и поток их был нескончаем.

- Иди ко мне, дитя мое…

Голос был тих и ласков:

- Смотри, здесь твоя семья, здесь ты познаешь умиротворение, тепло и покой.

Неопрятным комом черных покрывал и щупалец Тьма стояла почти в центре входа в портал и оттуда ко мне, улыбаясь и маня, шла молодая, красивая женщина, поддерживая под руку чуть прихрамывающего статного мужчину. Ее серебряные волосы, казалось, отливали собственным светом. Мать Алуны действительно была молода и прекрасна. И что-то во мне шелохнулось –я неуверенно сделала шаг на встречу. Она улыбалась мне и все манила тонкими, изящными пальцами:

- Моя малышка, как ты выросла. Я скучаю без тебя, девочка моя!

Мужчина рядом с ней молча и ласково улыбался, раскинув руки, как будто хотел обнять меня. Я уже миновала кольцо воинов, но даже обезумевшие твари спешили убраться у меня из-под ног, освобождая мне путь к свободе, к любви, к семье… Я почти дошла… Почти дошла, когда из глаз женщины, продолжавшей держать на лице нежную улыбку, на меня холодно и равнодушно глянула Тьма.

И я закричала от очередного предательства и обмана, раскинув руки в стороны, направив ладони на это гигантское море тварей, вкладывая в этот крик и всю силу Луны и всю свою ненависть ко лжи и равнодушию. Мне казалось, что мой крик длится бесконечно, а вокруг полыхало серебряное море огня, обращая в прах тварей, темные сути родителей Алуны и саму Тьму.

Очнулась я полной пустышкой. Спокойно и равнодушно с неба на меня смотрела луна. Было холодно, очень холодно – тепло черных песков пропало. Изменился даже воздух, в нем больше не чувствовалось наждачной сухости и мертвечины, он стал живым, и, хотя четко ощущался неприятный запах гари, но его медленно сносило слабыми дуновениями ветерка. В тот момент я подумала, что эти земли еще могут ожить. Как ни странно, слабость была не такой сильной, как всегда - я села и закашлялась от взметнувшегося пепла.

В нескольких метрах от меня мягко светился портал. Встать сразу я не смогла – голова кружилась, поэтому прямо на четвереньках поползла в сторону лежащих тел.

Мертвы были все. И могучий Ольф, и еще утром рыжие, а теперь седые Кэй и Нилс… Все остальные тела были так растерзаны, что сомнений в их смерти не было, но я набралась сил, встала и дотронулась до каждого. Равнодушный холод их тел подтверждал самые тяжелые мысли. Слез не было, только какое-то тупое оцепенение…

С трудом просунув руку под треснувший шлем Ольгерда, я попыталась стянуть его. Возможно, у меня бы не хватило сил, но шлем просто рассыпался в руках ржавой пылью. Дотронувшись до щеки, с так хорошо знакомым мне тонким шрамом, я почувствовала леденящий холод мертвого тела. Помочь я ему больше не могла – левая латная рукавица отсутствовала, так же, как и часть доспехов на предплечье и на изгрызенной конечности, вокруг омерзительных ран расплылись уже знакомые мне черные пятна.

У меня не хватало сил даже достойно похоронить людей, отдавших жизнь, пусть даже не за меня, а за свой мир, но немного отдышавшись, обламывая ногти, кашляя и задыхаясь от бесконечно кружащегося пепла, растирая по лицу слезы и пот, я, с каким-то диким упорством, стащила тела в небольшую выемку.

Каждому в руки я вложила его меч или лук и укрыла их самыми уцелевшими плащами, что еще недавно защищали нас от жары, а теперь, может быть, немного согреют их… Бросив на них последний взгляд, рукавом размазала по лицу остатки слез и прошептала:

- Спите спокойно, Братья… Пусть Сила примет вас.

Сделав несколько шагов к арке, я остановилась. Ольгерд выплеснулся до дна, но кто знает, не осталось ли каких-то крох или искр, которых я просто не вижу? Я руками и рукояткой ножа стала выковыривать его из доспехов. Они кололись, как яичная скорлупа. Как ни странно, самым целым был грудной панцирь, он не проржавел и мне пришлось разрезать кожаные ремни, чтобы снять его. Отшвырнув железку в сторону, я продолжила свое занятие.

Лицо зудело под трескающейся коркой грязи. Оставить его я не могла, есть ли в этом необходимость - не знала, но раз Ольгерд говорил, что мы должны пройти портал вместе, значит я его не брошу. Посидела с ним рядом, держа за холодную, вялую руку, допила взвар, оставшийся на дне фляги, еще немного посидела и выдохнув, встала. Пусть ноги трясутся, но нам нужно идти. Луна уже исчезала, похоже, скоро придет рассвет.

Какое-то странное ощущение тянуло меня к порталу. Это не был зов Тьмы, но какие-то отголоски темного я улавливала. Идти не собиралась, но учла, что впереди есть еще какая-то гадость.

Расстелив обрывки плаща Ольгерда, я кинула на одно плечо свой и его рюкзак, благо они были не велики, с трудом перекатила вялое, неподвижное тело на плащ, встала спиной к порталу и, упираясь обеими ногами в землю, рывками потащила его к арке. Не знаю, сколько времени занял путь, мне казалось, что вечность.

Прямо на границе, когда я уже могла дотронуться до делящей мир пелены, я увидела то, что звало меня к порталу – сердце Тьмы. Больше всего это походило на гигантское человеческое сердце, с торчащими из него обрезанными трубками кровеносных сосудов. Оно пульсировало так слабо и так неотчетливо, что во мне проснулась жалость. Однако я резко одернула себя, вспоминая отца и мать Алуны. Беспомощно огляделась, брать это голыми руками я не хотела. Вздохнула, бросила край плаща и вернулась за нагрудным панцирем черных доспехов.

Взяв его двумя руками, как тазик, я вычерпнула это сердце из ямки, и вместе с куском панциря бросила это сквозь входную пелену. Повернулась, подхватила край плаща с лежащим на нем Ольгердом и, пыхтя, спиной втянула в портал.

Здесь стоял какой-то сумеречный свет, бравшийся непонятно откуда. Ровно в центре портала, между двумя пеленами проходов, пульсировало, слабо светясь, сердце Тьмы.

Выдернув из ножен черный кинжал, которым я так ни разу и не воспользовалась,  встала на колени, занесла его над сердцем, которое вздрагивало все жалобнее, вспомнила искалеченные, изгрызенные тела друзей, вспомнила отливающие черным глянцем и смертью глаза матери Алуны, вспомнила даже плачущую вдову  из обоза, которая хоронила мужа и с криком: «Сдохни же, тварь!», двумя руками вонзила кинжал в этот кусок плоти.

Не грянул гром, не заблистали молнии, зато пленка, отделяющая нас с Ольгердом от его мира, мгновенно стала непрозрачной, а та, куда мы должны были пройти, начала мутнеть по краям. Времени предаваться раздумьям у меня не было. Шустро схватив плащ с Ольгердом, я проволокла его оставшиеся несколько метров до входа, спиной пробила пленку выхода и, с последним моим рывком, мы оба, кубарем, покатились в новый мир.