Сталинградская Богородица - Валерий Шамбаров

Во всех оккупированных странах крестьян заставляли сдавать почти всю продукцию. Жителей массами мобилизовали для прокладки дорог, строительства аэродромов, укреплений. Для походов принудительно набирали возчиков, носильщиков. О них никто не заботился. Если умрут где-то в болоте, в ближайших деревнях возьмут других. Мобилизовали по разнарядке и молодых женщин. Их направляли служить на так называемые «станции комфорта». Еще в 1930-х японское военное командование пришло к выводу, что беспорядочные половые связи расшатывают дисциплину, осложняют отношения с местным населением и чреваты венерическими заболеваниями. В местах сосредоточения войск стали создавать упомянутые станции. Через них прошло до 300 тыс. женщин. Этот персонал называли «нигуичи». В переводе «29 к 1». Такова была дневная норма одной женщины – 29 солдат.

В Великой Отечественной решались судьбы не армий, не каких-то спорных территорий, не политической системы. Решалась судьба всего нашего народа и страны – быть им или не быть? Но и велась война не только на фронте. На врага поднималась вся страна! Все вместе и каждый сам по себе. Руководство народным хозяйством и вооруженными силами было централизовано в едином органе, Совете труда и обороны. Выдвигался лозунг «Все для фронта, все для победы». Затягивались пояса. Люди жили по карточкам, впроголодь. Не было самого необходимого. Зато армию удавалось снабжать, вооружать, кормить. Не хватало мужчин – их места занимали женщины, подростки. Эвакуированные предприятия выгружались из эшелонов где-нибудь в уральской или сибирской глуши. Еще не было ни цехов, ни жилья. Но наскоро цементировались фундаменты под станки, пробрасывалась электропроводка, и под открытым небом, под временными навесами, заводы начинали выпускать продукцию.

К концу 1941 г. на фронт снова начали поступать боеприпасы, орудия, танки. Верховное главнокомандование получило возможность восстанавливать крупные бронированные соединения, механизированные корпуса. Впрочем, пока еще техники было мало. Зато кавалерийские корпуса великолепно проявили себя, и было решено увеличить их число. Для этого широко привлекали казаков. Это было похоже на сбор ополчений в стародавние времена. Например, в станицу Урюпинскую приехал здешний уроженец, генерал СИ. Горшков – и по окрестностям понеслось известие: «Начдив приехал, Аксиньи Ивановны сын, Сережка. Казаков скликает». К нему стали съезжаться степенные бородачи, молодежь, колхозы давали лошадей.

52-летний С. К. Недорубов в 1930-х успел посидеть в тюрьме, потрудиться на строительстве Беломорканала. Но тревога за Отечество оказалась сильнее обид на советскую власть. Он сам сформировал сотню, взял на войну и 17-летнего сына. Никакого офицерского образования у него не было, зато практического опыта хватало – полный георгиевский кавалер за Первую мировую. Ему присвоили звание младшего лейтенанта, и он стал командовать своей сотней. Точно так же 62-летний П. С. Куркин привел 40 казаков… А на Кубани ездил и скликал добровольцев генерал Н. Я. Кириченко. 63-летний казак М. Ф. Грачев пришел к нему служить с шестью сыновьями, Г. А. Зубенко – с женой, сыном и двумя дочерьми [115, 144]

А всего к сражениям 1942 г. готовились 9 резервных армий. Но разгром немцев под Москвой советское командование переоценило. Само себя опьянило убеждениями, что враг надорвался. Теперь надо только не слезать с него, не позволять прийти в себя. Возросшее сопротивление объясняли – немцы вводят в бой последние резервы. Надо лишь перемолоть их, и неприятели сломаются. Останется только гнать их, а дальше вся Европа восстанет против Гитлера, как когда-то поднялась против Наполеона. Было запланировано общее наступление от Черного моря до Балтийского.

На юге было решено высадить крупные контингенты в Крыму. Заставить немцев снять осаду Севастополя, соединиться с обороняющейся там Приморской армией. А дальше через крымские перешейки выйти в тылы вражеского Миус-фронта, который никак не удавалось взять в лоб. Тут-то и рухнет весь южный фланг неприятельского фронта. Но немцам Севастополь и без того доставлял слишком много неприятностей. Связал по рукам и ногам группировку Манштейна из 11-й германской и 3-й румынской армий, мешал использовать Крым в качестве моста на Кавказ. В декабре Манштейн получил сильные подкрепления и бросил свои войска на второй штурм города.

Его засыпали снарядами и бомбами, проломили передовые оборонительные рубежи. Защитники изнемогали, отражая атаку за атакой. По приказу Ставки в Севастополь прибыли два крейсера и эскадра эсминцев, высадили бригаду морской пехоты. Она бросилась в контратаку, корабли поддержали огнем, сметали наступающих врагов снарядами крупнокалиберных орудий. Тем временем транспортные суда успели подвезти и выгрузить свежую стрелковую дивизию, немцев и румын остановили. А 26 декабря Манштейну стало не до штурма. В портах Кавказа сосредоточились две армии, и под Керчью было высажено несколько десантов – у мыса Хрони, горы Опук, Эльтигена.

Неприятельские части на Керченском полуострове возглавлял командир корпуса генерал Шпонек. Он приказал своим частям контратаковать. Но наши воины цепко удерживали клочки побережья. Их прикрывали огнем черноморские корабли, подвозили подкрепления. Ну а через три дня последовал удар в другом месте. Капитан Бобровников на эсминце «Незаможник» прорвался под огнем артиллерии прямо в порт Феодосии, высадил отряд матросов на причал. Следом подоспели другие наши подразделения, а немцев в городе было мало, все войска Шпонека завязли в драках под Керчью. Овладев Феодосией, русские выходили им в тыл. Шпонек приказал отступать. Манштейн за это отстранил его от должности и отдал под суд. Трибунал под председательством Геринга приговорил Шпонека к расстрелу, но Гитлер все же смягчил наказание, заменил на шесть лет тюрьмы.

Но разбирательства происходили уже позже. А в Крыму немцы очутились на грани катастрофы. Корпус Шпонека в беспорядке откатывался на запад, в Керчь перевозили 51-ю армию, в Феодосию 44-ю. Их объединили в новый Крымский фронт под командованием генерала Козлова. Перед ним открывалась дорога прямо в тылы вражеской группировке под Севастополем. Высаживались и вспомогательные десанты. Один захватил Судак, второй, батальон моряков, выбил румын из Евпатории, сюда подошли крымские партизаны, поддержали местные жители, город был освобожден. Для Манштейна намечались явные клещи. Его могли отрезать – или ему пришлось бы повторять проступок Шпонека, отступать.

Однако начались грубые ошибки. 44-я армия из Феодосии повернула не на запад, в преследование гитлеровцев, а на восток, навстречу керченской 51-й армии. Неприятелю дали время выдвинуть резервы, восстановить фронт. Перевозки в Крым велись непродуманно. Поскорее грузили на суда пехоту, танки, а зенитную артиллерию оставили «на потом». А немцы бросили всю авиацию задержать русских. Она целыми днями висела в воздухе, парализуя передвижения.

Впрочем, и сам Козлов медлил с наступлением. Ждал, когда к нему переправят все войска. Его соединения топтались на месте, но и не закрепились. Зачем надрываться, рыть землю, если завтра идти вперед?

Разведку вели плохо, были уверены – разбитые немцы думают только о том, как спасаться. Между тем Манштейн прекратил атаки Севастополя и немедленно развернул ударные силы на восток. Крымский фронт еще чесался и раскачивался, когда начинать наступление, и вдруг кулак германских танков и пехоты врезался в стык 44-й и 51-й армий. Ошалевшие соединения Козлова хлынули прочь, немцы захватили Феодосию. В самой узкой части Керченского полуострова неприятеля все-таки остановили. Подоспели корабли Черноморского флота, с моря загрохотали их пушки, простреливая перешеек насквозь. А вдобавок ударил сильный мороз. Керченский пролив сковало льдом. Наша пехота, еще ожидавшая перевозки в Тамани, двинулась в Крым по льду, форсированными маршами успела подкрепить фронт.