Пасынки Гильдии - Ольга Голотвина

– Брюхатая корова влезет, а я не влезу, да?! Вечно вы, мужчины, задаетесь, траста гэрр! Только вы и умеете рисковать, да?.. Не доводилось вам рожать!..

– А тебе доводилось? – с интересом спросил Щегол, не дрогнувший под ее натиском.

Нитха осеклась.

Тем временем Дайру связал свои сапоги вместе подколенными ремнями, прицепил их к поясу и, нашаривая босыми подошвами неровности камней, полез наверх – от кустика к кустику, от трещины к трещине.

Щегол посмотрел на Нургидана, который заканчивал возиться со своими сапогами, вздохнул и взялся за подколенные ремни.

– Нитха – Охотница, а не раскормленная купеческая дочка на выданье, – разъяснил Нургидан то, что в разъяснениях уже не нуждалось. – Влезет не хуже нас, вот увидишь…

– А я вот именно не хочу, чтоб вы видели! – желчно отозвалась Нитха. – Незачем вам глазеть, как я в мокром платье на склоне трепыхаюсь! Давайте оба вперед, понятно?

Парням было понятно…

Чешуйка, разумеется, первым достиг края обрыва. Кто бы сомневался в сноровке мальчугана с побережья, который частенько карабкается по скалам, собирая чаячьи яйца!

А вот Щегол такой выучки явно не получил. Скользнула по гладкому камню нога, хрустнула под пальцами сухая ветка… Парень сорвался, повис на левой руке, яростно и ненадежно вцепившейся в неглубокую впадину.

Щегол не успел даже испугаться: его поймала за ворот сильная рука, дернула вверх, ткнула лицом в куст. Щегол ухватился за шершавый тонкий стволик.

– Помни нашу доброту! – дурашливо пропел Нургидан.

– Запомню, – сдавленно отозвался Щегол.

* * *

– Что значит – исчез? – Голос Гурвайса звучал негромко, но страшно. – Многоликая вас сожри… как это – исчез?

Его приспешники сгрудились вокруг, боясь поднять глаза на вожака.

– Кто должен был приглядывать за пленным – ты, Башмак? Когда ты последний раз спускался к нему?

– Я… это… – забормотал несчастный, насквозь виноватый Башмак. – Я думал – ну, куда он денется?..

– Ты думал? Башмак, тебе думать вредно. Тебе надо просто делать, что велено… Что, даже путы не проверил?.. Или не знаешь – если затянуто слишком крепко, покалечить можно товар!

– Да я его не туго…

– Вот ты не туго завязал, он и смылся, – влез в разговор Поплавок, которому, как всегда, было больше всех надо.

– Все хороши, – оборвал его Гурвайс. – Все влопались, как в трясину.

– Пойдет теперь гаденыш бренчать лишнее про коптильню… – вздохнул кто-то из-за чужих спин.

– Что бренчать будет – оно вряд ли, – отозвался Гурвайс. – Парень к страже не побежит, он сам вор. Тут похуже закавыка имеется. – Главарь тяжелым взглядом обвел притихших сообщников. – Поняли уже, да? Как стемнеет, будут у нас гости. Им обещан раб, они и деньги Жабьему Рылу вперед заплатили! А мы им что поднесем – связку копченой макрели? Контрабандисты не станут ждать, пока мы им другого раба добудем. Они этой ночью с якоря снимаются. А вернутся – напомнят «ночному хозяину», какую с ними шутку сшутили.

– Да разве велика для них потеря – плата за одного раба?

– Кто это брякнул? Ты, Поплавок? Ну, верно, кому же еще такое сказануть! У тебя ж мозгов, как у сушеной воблы… Контрабандисты с «ночным хозяином» торгуют на доверии. И доверие живет, пока счеты сходятся медяк в медяк. А ежели кто-то кого-то вздумает мордой в лужу макнуть, то впредь уж они друг на друг полагаться не будут. А с кого за это спросит Жабье Рыло? С вас, хамса вы вонючая! Со всех вас! И с меня – за то, что набрал вместо толковых парней какое-то крошево из тюльки!

Ответом было молчание. Все осознавали глубину пропасти, на краю которой очутились.

– Что ж делать-то, старшой? – спросил кто-то наконец.

– Придут за рабом – получат раба! – отрезал Гурвайс. – Бросайте жребий, парни, кому из вас за море плыть вместо сбежавшего гаденыша.

Короткое молчание – и взрыв протестующих воплей.

– А ну, цыц! – переорал всех Гурвайс. – А вы чего ждали? Мы с Жабьим Рылом не в «радугу» играем. Хотите, чтоб нам всем кишки выпустили?

– А чего жребий-то? – выразил кто-то мнение большинства. – Башмак упустил раба, пусть Башмак за море и плывет.

– Все виноваты, – отрубил главарь. – Как я сказал, так и будет!

И тут Поплавок, бестолковый лодырь, выдумщик и трус, вдруг сказал:

– А этот, как его… ну алхимик, Эйбунш… он нам еще нужен, а?

Брови Гурвайса поползли вверх.

– Как щедры боги, – сказал он растерянно. – Даже в такую тупую башку, как у нашего Поплавка, они раз в жизни посылают умную мысль.

Поплавок приосанился: ему редко перепадала похвала.

– Эйбунш был нужен, чтоб стряпать зажигательный порошок, – рассуждал Гурвайс. – Это дело уже сделано и уплыло по течению. А ежели хозяин алхимика про него спросит, так мы ответим, что Эйбунш струсил и сбежал. Мы за ним не приглядывали, он же не пленник. А контрабандистам некогда разбираться, тот раб или не тот. Кого дадим, того и увезут.

На том и порешили.

* * *

Беспризорник Чешуйка не стал изображать из себя почетный эскорт для спасенных. Махнул на прощанье рукой, крикнул: «А Старая Каракатица там все равно живет!» – и умчался куда-то, шлепая босыми пятками по уличным булыжникам.

– А я ему даже денег не дал, – огорчился Щегол, глядя мальчугану вслед. – Меня эти копченые осьминоги обобрали до монетки.

Нитха развязала покрывало, которое до сих пор красовалось на талии, скрученное, как кушак. Расправив легкую алую материю, набросила ее на плечи, стараясь прикрыть платье.

– В таком виде… по всему городу… – простонала девушка. – О, нэни саи! Я похожа на мокрую крысу!

– Ни разу в жизни не видел мокрых крыс! – заинтересовался Щегол. – Ну-ка, ну-ка, покажись… Восхитительное зрелище! С сегодняшнего дня я поклонник этих очаровательных зверушек!

Позади Нургидан негромко предложил спихнуть Щегла в сточную канаву – поближе к предметам его обожания.

Веселый наглец не обиделся. Синие глаза искрились ласковым смехом, он явно получал удовольствие от всего вокруг. Словно и не он только что валялся в полной темноте в толще скалы, скрученный, словно тюк.

Город вокруг содрогался в предчувствии недоброй, опасной ночи. Город хлопал дверями и калитками, стучал ставнями, лязгал засовами. Редкие прохожие шли почти бегом, обмениваясь опасливыми взглядами со столь же испуганными встречными. Над темными крышами поднимался черный дым: поджоги учащались.

Город свернулся, словно еж, ощетинился колючками.

Среди этой сгустившейся тревоги счастливый Щегол едва не пританцовывал вокруг Нитхи. Его жизнерадостность была просто нелепа и бросалась в глаза, словно расшитая золотом сума на нищем.