По законам звездной стаи - Георгий Ланской

В школе стало еще хуже.

Дружить со Славой никто не хотел. Ему же и в голову не приходило хотя бы как-то измениться. Сознательно или подсознательно, он тянулся к сильным, уверенным в себе ребятам, смачно курившим на переменах в кустах шиповника за школой, подтягивающимся на турнике более пятнадцати раз, рассказывающим похабные истории про девчонок. Они же на тощего кудлатого заморыша не обращали никакого внимания…

На летних каникулах Славик вместе с классом выбрался на отдых за город. Жить пришлось в летнем лагере, без электричества, где плохо работал водопровод, а «удобства» размещались в будке сортира поодаль. Славику, который без семьи прежде никогда из дома не уезжал, путешествие казалось настоящим приключением. В лагере, несмотря на спартанские условия, было весело. Слава впервые почувствовал, как внутри шевелится какое-то теплое чувство. Народу было много, его особо не третировали. Казалось, что жизнь наконец-то повернулась к нему лицом.

В тот день Слава дежурил по кухне. Скоро повару потребовалась вода. Водопровод снова то ли засорился, то ли сломался. Из трубы с хрипением шел воздух. Снабдив Славу ведрами, повар отправил его на колонку на другой конец лагеря, туда, где стояли домики студентов отделения физической культуры.

У колонки стояли трое парней, с криками и хохотом обливавших друг друга водой. Поначалу Славу, скромно дожидавшегося, пока забава закончится, не заметили. Потом один толкнул товарищей в мокрые бока, махнул подбородком в сторону подростка.

– Иди, набирай, чего стоишь там?

Слава робко подошел к колонке, подставил под упругую струю ведро и исподлобья глянул на парней. Те нехорошо скалились, глядя на него, и молчали.

– Черненький, – неожиданно хмыкнул один. – Только с пальмы слез.

Слава вздрогнул, как от удара, и посмотрел на говорившего. На бронзовом плече мускулистого, стриженного почти наголо атлета красовалась синяя свастика.

– Что, Изаура, работать заставили? – ехидно спросил татуированный. – Это правильно. Солнце еще высоко.

Слава подхватил полупустое ведро и молча направился прочь от парней. Татуированный нагнал его и сильно пнул под зад. Слава неуклюже рухнул на пыльную дорожку, вылив на себя воду. Татуированный заржал, тут же загоготали его товарищи.

– Не ушибся, а, черножопый? – ласково спросил татуированный. – Аккуратнее надо быть, смотри под ноги. Тут тебе не Африка.

Слава вскочил и бросился было бежать, но татуированный мгновенно догнал его и толкнул в спину. Слава снова упал, разодрав колени. Троица гнусно заржала. Все происходящее им явно нравилось.

– Куда же ты так спешишь, обезьяна? – поинтересовался татуированный качок. – А ну, спляши нам «Чунга-Чангу». Вот, мы и барабан тебе нашли.

Он легко поднял Славу за шиворот и, надев ему на голову ведро, забарабанил по нему ладонями. Слава завизжал от нестерпимого грохота, стараясь вырваться из медвежьего захвата.

– Вы что тут делаете, паршивцы? – раздался неподалеку строгий мужской голос. Грохот прекратился. Ведро мгновенно слетело с головы Славы. – Иванов, Гарин, Никитенко, вы снова за свое? Выгоню на хрен из лагеря!

Слава вытер слезы и увидел коренастого мужика лет тридцати пяти, выполнявшего в лагере функции военрука и врача. Два дня назад он учил мальчишек разбирать автомат и даже одобрительно потрепал Славу по плечу, когда у того все получилось куда быстрее, чем у товарищей.

– Да мы играли, Алексей Петрович, – хмыкнул татуированный и потряс Славу за плечо. – Правда, Изаура?

Слава не ответил, покраснев от унижения.

– Ты откуда? – спросил Алексей Петрович. – С кухни?

Слава кивнул.

– Так, вы трое, марш на кухню, будете всю неделю там работать. Приду – проверю! А ты иди со мной в медпункт. Иванов, я сказал, взял ведра – и марш в столовую! Еще раз увижу, что ты к кому-то цепляешься, я родителям жаловаться не буду – так взгрею, на жопу неделю не сядешь. Пошли, пацан…

В санитарном пункте Алексей Петрович, усадив Славу на кушетку, промыл его раны и обработал зеленкой. Участливо глядя на парнишку сверху вниз, он спросил:

– Они тебя обижали?

– Нет, – буркнул Слава.

– А мне показалось – да. Ты их что, боишься?

– Ничего я не боюсь…

– Правда? А мне кажется, что боишься. Чего они от тебя хотели?

– Они…

Комок в горле, который все никак не хотел проваливаться в желудок, вдруг прорвался наружу в горючем потоке. Слава расплакался, привычно, как дома, когда получал очередной пендель от мальчишек во дворе. Там его утешала мама, иногда бабушка. А тут…

Алексей Петрович посмотрел на Славу, вздохнул и запер дверь. Сквозь бурные рыдания Слава рассказал обо всем.

– …Мне надо уехать домой, понимаете, – всхлипывал он. – Они не оставят меня в покое. А не они, так их дружки. Мне тут еще долго быть… Они меня заклюют, я так не могу, не могу, не могу…

Алексей Петрович обнял Славу за плечи и прижал к себе. Тот плакал и размазывал слезы по грязному лицу.

– Они думают, что выше меня, потому что я черный. Я – урод, понимаете, урод! Меня все ненавидят…

– Ну, почему же все? – тихо спросил Алексей Петрович. – И ты совсем не урод. Ты очень даже симпатичный парень. Наверняка девчонки бегают за тобой табунами…

– Никто!!! Никто за мной не бегает! Меня… презирают! Я для них обезьяна, клоун…

Слава зашелся в рыданиях, задыхаясь от растущей в груди боли.

Странный холод расползался по всему телу. Ему стало страшно. Стремясь избавиться от щемящего чувства отчаяния, он прижался к воспитателю крепче, уткнувшись лицом в плотную грудь, и не сразу понял, что крепкие руки тоже обнимают его, настойчиво и совсем не по-дружески.

А потом ему стало все равно…

Из лагеря Слава все-таки уехал.

Он толком не понимал, что произошло между ним и воспитателем, но в голове засела странная, туманная мысль: его все-таки кто-то любил… или хотел…

А разве это не одно и то же?

Раздобыв адрес воспитателя, Слава решил дождаться конца лета, чтобы снова увидеть своего спасителя. И если тот снова его захочет, так тому и быть.

Но хеппи-энда не получилось.

Когда занятия в школе уже начались, Слава узнал страшную новость: воспитателя посадили в тюрьму за растление малолетних. В тот же день Слава вскрыл себе вены. Мысль о том, что те же ласковые слова Алексей Петрович говорил кому-то еще, была невыносима…

Его спасла мать, не вовремя вернувшаяся домой. После слов, слез и объяснений было принято решение. Славика отправили в Москву, к престарелой тетушке, которая все никак не умирала. Мать надеялась, что подальше от воспоминаний Слава обретет вторую жизнь. А растроганная вниманием племянника тетка оставит ему свою квартиру. То, что у тетки на этот счет были свои планы, никого не интересовало.