Пристанище ведьм - Саша Пейтон Смит

– Хорошо, – сразу согласилась я.

– И обязательно уже через два дня? – возмутилась Максин.

– К сожалению, да.

В подлеске зашуршал какой-то зверек, и я с раздражением стиснула зубы. Если уж проводить ритуал, то как следует. Надо сразу все продумать.

– А что с зеркалом?

– Я изучу вопрос, – кратко ответил Финн.

– У твоего брата есть могила? – тихо спросила Лена.

– Да, на Манхэттене. Пыль легко достанем.

Максин убрала прядь волос со лба и посмотрела на меня:

– Нужна еще «вещь покойного». У тебя осталось что-нибудь от брата?

Меня слегка задел этот вопрос.

– Нет, но я знаю, где искать.

Так у нас сложился план. Начинался он с проникновения в клуб «Сынов Сент-Друона».

Всю дорогу назад я прижимала «Элементальную магию» к груди, но книга все равно оставалась холодной.

Максин открыла ворота, и мы проскользнули в темную кухню. Сегодня Флоренс не задержалась, чтобы нас встретить, но оставила чайник чая на плите.

– В опасную историю мы ввязались, – глухо произнесла Лена, и ее слова отдались эхом в обложенной кирпичами комнате.

– Да, – согласилась Максин. – Зато не скучную.

Я удивилась, когда Финн пришел ко мне во сне той же ночью. Мы очутились в сказочном лесу. Рядом с нами бурлил ручей, в кронах пели птицы. На цветок размером с обеденное блюдо, прямо у моих ног, опустилась бабочка. Только свет здесь преломлялся как-то неправильно. Цвета были слишком сочными, неестественными, каких не встречалось в природе.

– Недавно виделись, – сказала я вместо приветствия, не желая показывать, как мне приятна его компания.

– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – объяснил Финн.

У него опять был тот странный взгляд, как будто мученический.

– Более чем в порядке, – заверила я его.

– Я переживаю.

Этого можно было и не говорить. И так все отражалось на его лице.

– Не стоит. Я все равно пойду.

– А вдруг нас поймают, Фрэнсис? Я-то один из них, мне ничего не будет. А ты – ведьма. Не знаю, что с тобой сделают.

Я растерянно посмотрела на Финна. Маска уверенности треснула, обнажив лицо уязвимого мальчишки. Он вздохнул.

– Это твой план, и мне не стоило на него соглашаться.

– Все равно я пойду, с тобой или без тебя. Конечно, с тобой будет легче.

– Возможно, я не смогу тебя защитить, если нас поймают, – предупредил Финн.

– Мы ведь едва знакомы, – напомнила я и не пожалела о своих словах, даже заметив, что Финна они ранили.

Он мне нравился – наверное, даже слишком. Но его забота казалась чрезмерной для друга моего брата, с которым мы виделись всего пару раз. Оливер особо не переживал о моем благополучии, а мы с ним вместе выросли, можно сказать. Почему же Финн чувствовал такую ответственность?

Он ничего не ответил, и пауза затянулась.

– Ты мне ничем не обязан, – добавила я.

Финн провел ладонью по волосам, и кудри упали ему на лицо. Я заметила, что волосы у него отросли с нашей последней встречи.

– Нет. И в то же время да. Сложно объяснить.

– Я не глупая. Попробуй.

Он опустил взгляд и пнул землю.

– Можно кое в чем признаться? Мне страшно даже пробовать.

Я впервые слышала, как представитель мужского пола признает, что ему страшно. И поэтому даже улыбнулась.

– Будь смелее. Ради меня?

– Постараюсь, – ответил Финн с тяжелым вздохом, словно провел сотню бессонных ночей.

Он сел на бревно в покрывале зеленого мха и задумчиво посмотрел вдаль, прежде чем снова перевести взгляд на меня.

– Я вырос на ферме в графстве Голуэй, с четырьмя братьями и тремя сестрами, – начал он с нежной улыбкой, от которой у него появились ямочки на щеках. – Папа умер, когда я был еще маленьким, и мама вышла замуж за Элфи – того еще скота. Он ее избивал до потери сознания, а когда ему надоедало, переходил на нас. Иногда колотил всех сразу, если был в особенно дрянном настроении. Каждый день протекал одинаково. Я просыпался на рассвете. Пас овец. Продавал шерсть на субботнем рынке. Заботился о братьях и сестрах. Обрабатывал мамины раны. Свои тоже. Только одна радость у меня была в этом аду – мои сны.

Я села рядом на бревно. Наши колени соприкасались, а ступни утопали в колокольчиках.

– Расскажи мне о снах, – попросила я шепотом.

– Они начались, когда мне было двенадцать. Элфи тогда впервые поколотил меня до потери сознания. Сначала я подумал, что не сплю, а мне это просто чудится. Они казались такими… настоящими.

Чувствовалось, что его переполняют эмоции, и от этого у меня внутри все сжималось. Я подняла было руку, чтобы положить ему на колено, но вовремя передумала и опустила ее.

– Сначала я входил в мамины сны. Ей снился папа. А я уж и забыл его лицо. Но потом… Сны изменились. Я стал видеть продавцов с рынка. Деревенских девчонок, которые прядут из шерсти.

Я повернулась к нему, но он смотрел вдаль, в несуществующий горизонт, вспоминая о снах из прошлого. Сейчас у Финна была крепкая челюсть, но я вполне представляла его в двенадцать, с ямочками на пухлых щеках. Сейчас в его глазах плескался страх – перед отчимом, перед неизвестным во снах. От этого меня переполняло первобытное желание защитить его.

– Тогда я не понимал, как управлять своими силами, – продолжил Финн. – Поэтому сны у меня были непредсказуемые и часто менялись. Ко многим я попадал всего раз, не больше. Только одно оставалось неизменным. Незнакомая мне девочка.

Он произнес эти слова с благоговением, тихо и прикрыв глаза, словно молясь, подняв лицо к небу. В серебряном свете луны я заметила шрам на его подбородке и на краю левой брови.

Наше дыхание синхронизировалось – мы одновременно вдыхали и выдыхали, словно единый организм, и у меня по телу пробежали мурашки.

– Она была красивая и грустная, и мы с ней никогда не встречались в реальном мире. Я бы уж точно ее запомнил. Я не знал, где она живет, но понимал, что не в Ирландии. Мир у нее был более серый, чем у меня, более шумный. В двенадцать лет я видел ее только издалека. Размытый силуэт, и все. В тринадцать контуры стали более четкими. А еще она начала заплетать одну косу вместо двух.

У меня сдавило грудь. По его описанию картина ясно вставала перед глазами. Я помнила, как мама заплетала мне волосы. Как я умоляла ее разрешить мне ходить с одной косичкой – как старшие девочки из школы.

– В четырнадцать я впервые услышал ее голос. Меня почти всегда не замечали во снах, и нет ничего удивительного в том, что для нее я тоже оставался невидимкой, но с ней все было иначе по одной простой причине: я отчаянно желал, чтобы она обратила на меня внимание. Все бы отдал, лишь бы она со мной заговорила.