Служу по России - Савва Васильевич Ямщиков

храм Христа Спасителя. Вот лишь малая часть ушей, торчащих из протоколов культурных чиновников, дающих жировать допущенным до кормушки служителям «прекрасного» и впадающих в коллапс при упоминании о музее Гоголя.

Не нашлось в отчете о пресс-конференции места моим словам, ибо, когда они звучали, уже был сверстан номер с пространной антигоголевской тирадой председателя ФАККа Швыдкого. Не стану утруждать читателя рассказом о деяниях бездарного шоумена: мое письмо Президенту России о его преступной деятельности стало достоянием общественности, равно как и многочисленные послания тому же адресату от сотен известных ученых, писателей, художников, актеров – всех тех, кому дорого культурное наследие Отечества.

«Понятно, что исследователи Гоголя не являются его душеприказчиками (!!!). И хотя битва за музей на первый взгляд выглядит как битва с чиновничеством, уже на второй взгляд в ней видна битва за имущество. И лишь на третий – за создание Музея», – изрек министр-разрушитель. С цинизмом нынче сталкиваешься постоянно, но такой цинизм поражает своими грязными ушами. Обвиняет И. Золотусского, И. Антонову, В. Ливанова, А. Калягина, архимандрита Тихона и других членов попечительского совета «Фонда Гоголя» в шкурничестве чиновник, имя которого неоднократно появлялось в прессе и на телеэкранах в связи с участием в «культурных» аферах, ставших объектом изучения следственных подразделений Генпрокуратуры!

«Страшно (а не скучно) жить на этом свете, господа!»

Выкормыши Собчака

Эта грязная история, тянущаяся вот уже четыре года, характеризует, к сожалению, подлинный лик горбачевско-ельцинской демократии.

Весной 2002 года умер один из выдающихся деятелей отечественной культуры, «музейщик №1», как его по праву называют – Василий Алексеевич Пушкарев. На протяжении без малого тридцати лет возглавлял он Государственный Русский музей, находясь в постоянном противоборстве с чиновниками. В результате ему удалось пополнить фонды музея на 120 тысяч экземпляров! И поверьте, это не были случайные, проходные вещи. Среди них – 500 икон XIII – XVII веков; замечательные творения классиков русского искусства – от Рокотова до Врубеля; лучшие образцы отечественного авангарда; знаковые создания художников советского времени. Закончил многотрудное поприще хранитель художественного наследия России в Советском фонде культуры, закладывая основы Музея современного искусства.

У дома Г. А. Палибина, на улице Бурденко, 23 (ВНИИ реставрации). 1998 г.

Мы прощались с Василием Алексеевичем в Никольском храме в Толмачах. Гроб стоял на том же месте, где отпевали Третьякова. Пришло много художников, искусствоведов, реставраторов, писателей, музыкантов. Не «осчастливил» панихиду своим присутствием ни один чиновник Министерства культуры, Академии художеств и Союза художников, а самое страшное – не было тут руководителей Русского музея. В те дни в Петербурге собирался «Интермузей», руководимый «нуворишем» Пиотровским и объединяющий всех российских музейных директоров. Можно ли себе представить, чтобы в дореволюционной России не отправили в Москву делегацию с венками для прощания со специалистом такого уровня? Он ведь один стоил целого «интермузея»! У гроба дорогого человека, с которым мне посчастливилось работать и дружить не один десяток лет, я поклялся сделать все, чтобы и на доме, где жил Пушкарев, и в Русском музее появились мемориальные доски.

Сначала хорошо знавшие Пушкарева славные представители нашей культуры, среди которых Ирина Антонова, Дмитрий Жилинский, Наталья Нестерова, Петр Оссовский, Дмитрий Сарабьянов, Николай Скатов, Валентин Янин, обратились с письмом об увековечении его памяти к министру культуры А. С. Соколову, который незамедлительно отправил соответствующий документ губернатору Санкт-Петербурга В. И. Матвиенко. Ответ из Смольного за подписью г-на Тарасова (зятя Алисы Фрейндлих) был категоричен: согласно канцелярским параграфам, нужно ждать 30 лет со дня смерти Пушкарева, чтобы установить доску. Директор же Русского музея г-н Гусев сказал дочери своего великого предшественника: «Мы повесим в музее табличку, где перечислим всех его руководителей». Своеобразный поминальный синодик, куда и самого Гусева, глядишь, занесут. Президент Российского фонда культуры Н. С. Михалков попытался достучаться до женского сердца питерской губернаторши. «В плеяде знаменитых людей, прославивших Ленинград, имя Василия Пушкарева стоит рядом с именами Д. Шостаковича, А. Ахматовой, Е. Мравинского, Ж. Алферова, Н. Черкасова, К. Сергеева и Г. Товстоногова», – написал близкий к Президенту культурный деятель. Но это только еще более разозлило питерскую челядь. Только что родственники Пушкарева получили разгневанную «гусевскую филиппику», где категорически сказано еще раз о пресловутом тридцатилетнем сроке. Нет стыда у людей.

Моим хорошим друзьям – корифеям русского балета К. М. Сергееву и Н. М. Дудинской – доски были установлены чуть ли не в год смерти. Памятник И. Бродскому проектировался в обстановке максимальной поспешности. Мемориалы более чем сомнительным корифеям рыночного либерализма Собчаку и Старовойтовой открываются торжественно, с почестями, которые раньше оказывались героям войны или покорителям космоса.

Возглавляемый Гусевым Русский музей живет за счет богатств, накопленных рачительным и блистательным хозяином – Пушкаревым. Возят они по миру выставки, составленные из его приобретений, издают альбомы, каталоги, печатают постеры, открытки, на которых очень уместен был бы, как они любят выражаться, пушкаревский «бренд». А сами упиваются дешевенькими показами бездарных изначально, но выдающих себя за гениев кабаковых, куперов и прочих генитальных выдвиженцев Швыдкого. Сидят питерские временщики одесную главного хозяина страны и думают, что схватили Бога за бороду. Нет, господа хорошие, хозяева меняются, а вместе с ними летят в тартарары и холуи. Такие же люди, как Василий Пушкарев, навечно остаются в памяти благодарных потомков, которым он оставил спасенное им духовное богатство.

Закономерная случайность: пропажи в Эрмитаже

Весть о разграблении фондов одного из главных музеев России настигла меня во Пскове и заставила содрогнуться, словно мощный электрошоковый разряд. Вот уже почти полвека работая в области сохранения культурного наследия, привык я принимать близко к сердцу любое происшествие, наносящее ущерб памятникам архитектуры или музейным коллекциям. Нынешнее же преступление совершено в наиболее защищенном и тщательно охраняемом мегамузее, а потому особенно тревожно и знаково. Оправившись от первичного потрясения, вспомнил я о серьезном предупреждении, которое шесть лет назад комиссия Счетной палаты во главе с Юрием Болдыревым сделала руководству Эрмитажа. Меня обескуражило тогда поведение его директора г-на Пиотровского, который серьезнейшие нарушения режима хранения ценностей, выявленные в процессе ревизии, пропустил мимо ушей, обрушив артистически разыгранный гнев на главу комиссии. Юрий Болдырев – один из немногих политических и государственных деятелей, не запятнавших свою тогу гражданина России в годы беспредельного ее разграбления и оплевывания. Вместо того, чтобы цинично-победительски поносить его в средствах массовой информации, следовало бы обласканному властями хозяину Эрмитажа незамедлительно принимать меры по выявлению причин пропажи многочисленных предметов старины из различных отделов и наводить порядок в доме. Но, видимо, важнее для г-на Пиотровского