Око Судии - Р. Скотт Бэккер

— Хочешь персик? — нараспев произнесла она, трогая его между ляжками.

Он почувствовал, как шевельнулись почти забытые воспоминания, старые, давно не применявшиеся навыки самозащиты, от невостребованности не ставшие более рассудочными, и схватился под плащом за рукоятку ножа.

В здании таможни было темно. Потрепанное Кругораспятие уныло поникло в сумеречном безветрии. Мозх был аванпостом Новой Империи, и забывать об этом не следовало. Ахкеймион миновал лазарет, вокруг которого витала атмосфера едких испражнений и заразы. Прошел мимо приземистого опиумного притона и нескольких таверн, где шло шумное гулянье, и двух полуоткрытых шатров-борделей, из которых в ночь просачивались стоны и базарный смех. Ахкеймион набрел даже на простой деревянный храм Ятвер, наполненный звоном колоколов и песнопениями — должно быть, шла какая-то вечерняя церемония. На фоне всего этого рокотал стремительный водопад, словно неподвижная, била о камень вода. Мелкие прозрачные капельки падали с подола рясы колдуна.

Он пытался не думать о девушке. О Мимаре.

Пока он нашел постоялый двор «Задранная лапа», о котором говорил Гераус, шум стал почти привычным. Заводя мула на задний двор, он подумал, что Мозх, в сущности, не слишком отличается от крупных многоязычных городов его юности. Более порочный, построенный из дерева, а не монументального камня, и не достигающий размеров, при которых всеобщее безразличие и всеобщая безликость сливаются в терпимость большого города — здесь не существовало негласной договоренности сквозь пальцы смотреть на странности друг друга. Каждый в любой момент мог подвергнуться осуждению. И тем не менее в этом городе царило то же ощущение открывающихся возможностей, случайных, возникающих равно для всех, звенящих у каждого порога, как будто для появления множества возможных путей требовалось только скопление разномастных людей…

Свобода.

Ночь в таких местах может закончиться миллионом различных развязок. Тем одновременно и удивительны, и ужасны подобные места.

Ночь в Мозхе.

Комната была маленькая. Шерстяное постельное белье отдавало плесенью и затхлостью. Хозяину постоялого двора вид гостя не понравился, это было понятно сразу. Нищего в комнату для нищих — веками соблюдающееся правило. Но, сбросив роняющий капли плащ и разложив пожитки, Ахкеймион улыбнулся. Отправился в Мозх сонный отшельник, а прибыл просыпающийся шпион.

Вот и славно, сказал он себе, идя по лестницам и коридорам на грохот общей комнаты «Задранной лапы». Многообещающее начало. Теперь надо только, чтобы чуть-чуть повезло.

Он в предвкушении усмехнулся, стараясь не обращать внимания на отпечатки окровавленной руки, украшавшие стену.

Тяга Ахкеймиона к приключениям улетучилась немедленно, как только он пробился в продымленную комнату с низким потолком. Потрясение оказалось столь велико, что он потерял дар речи, так давно не наблюдал он людей своим тайным зрением. Здесь находился еще один колдун — судя по черноте и разрушительной мощи его Метки, колдун старый и искусный — и сидел он в дальнем углу. И еще был какой-то носитель Хоры. Проклятая Слеза Бога, названная так потому, что одно ее прикосновение уничтожало колдунов и их святотатственные деяния.

Разумеется, Метку он видел каждый раз, как смотрел на свои руки или ловил в стоячей воде свое отражение, но то было как собственная кожа: так близко, что толком не разглядеть. Видя на другом человеке это пятно, которое искажало взгляд, — особенно после того, как он столько лет пребывал погруженным в чистоту нетварного мира, не тронутого богопротивными голосами колдунов, — он вновь чувствовал себя… как в юности.

Испуганным, как в юности.

Вернувшись в настоящее, Ахкеймион направился к кабатчику, которого легко узнал по описанию своего раба. По словам Герауса, звали кабатчика Хаубрезер, и был он одним из братьев-тидоннцев, владевших «Задранной лапой». Ахкеймион кивнул ему, хотя с момента появления здесь он еще не встретил никого, кто соблюдал бы джнан.

— Меня зовут Акка, — сказал он.

— Ага, — ответил высокий и тощий, похожий на аиста мужчина. Голос его был не столько глубоким, столько угрюмым. — Ты же уже ржавое кайло. Тут, знаешь ли, немощным да горбатым не место.

Ахкеймион сыграл озадаченного добродушного старичка. Нелепо, но и сейчас, по прошествии стольких лет, ему было больно слышать, как кетьянское слово «кайло» выговаривают с благородным протяжным норсирайским произношением.

— Мой раб Гераус сказал, что ты сможешь мне помочь.

Он давно уже собирался поехать в Мозх и нанять артель охотников. Мимара только заставила его сократить расписание, начать путешествие прежде, чем он будет знать место назначения. Появление Мимары всколыхнуло его больше, чем он готов был себе признаться — недоверие, сходство с матерью, колкие вопросы, их злосчастная мимолетная связь — но если бы Мимара и не появилась, последствия оказались бы губительны.

Сейчас, по крайней мере, он знал, почему Судьба послала ее к нему: это был пинок под зад.

— А-а, — проскрипел Хаубрезер. — Гераус мужик славный.

Взгляд испытующий; худое лицо придавало ему дополнительную суровость. Ахкеймион лишний раз поразился, насколько характер людей порой приспосабливается к особенностям тела. Человек был сутул, с длинными пальцами, похожий на богомола и терпеливым упорством, и хищным видом. Он не столько охотился, сколько выжидал.

— Это правда.

Хаубрезер взирал на него с коровьим упорством — ему могло стать скучно до слез, но он был способен умереть, так и не прекращая жевать свою жвачку. Казалось, этот человек, дабы возместить свою неуклюжесть, замедлил все, включая собственную мысль. Медлительность обнажает изящество, присущее всем явлениям, даже самым неблагородным. Оттого так гордо вышагивают пьяные, будто движутся под водой.

Наконец огромные глаза моргнули, завершая разговор.

— Короче, вон там они — кого ты ищешь… — он мотнул головой с прожилками на лбу в дальний угол, по другую сторону от дымящего в центре комнаты очага.

Указал он в сторону колдуна и Хор, которые Ахкеймион почуял, едва войдя в общую залу.

Ну конечно…

— Ты точно знаешь?

Хаубрезер так и стоял, наклонив голову, хотя казалось, что он разглядывает собственные брови, а не мрачные силуэты за пеленой дыма.

— Хо. Это тебе не просто так скальнеры. Люди Ветерана. Шкуродеры.

— Шкуродеры?

Ухмылка вышла угрюмой, словно человек был лишен тех мышц лица, которые отодвигают губы от зубов.

— Гераус-то прав. Отшельник ты, ясно дело. Любого тут спроси, — он обвел зал широким движением ладони, — тут тебе все скажут: Шкуродерам поперек дороги не становись. Знаменитые ребята. Вся река знает. Столько товара приносят, как никто. Хо. Держись подальше от Шкуродеров, а не то не поздоровится. Как говорится, «хауза куп». Грубо, но правильно.