Как Гитлер украл розового кролика - Джудит Керр

Объявление результатов экзаменов не произвело на Анну такого сильного впечатления, как она ожидала. Она сдала экзамены, и Колетта, и большинство учениц из ее класса тоже сдали экзамены. Каждому, кто успешно выдержал испытание, мадам Сократ вручала именной конверт, в котором лежал сертификат. Но, открыв свой конверт, Анна обнаружила, что к ее сертификату прилагались две десятифранковые купюры и письмо от мэра Парижа.

— Что это? — спросила Анна у мадам Сократ.

На морщинистом лице мадам Сократ появилась улыбка.

— Мэр Парижа решил наградить двадцать учеников, державших экзамены на certificat d’études, за лучшие сочинения на французском языке, — объяснила она. — Ты оказалась в числе двадцати награжденных.

Когда Анна рассказала об этом папе, он радовался точно так же, как и успехам Макса.

— Это твоя первая награда за писательский труд, — сказал он. — И это действительно замечательно — так хорошо написать сочинение на неродном языке.

Наступили летние каникулы, и Анна вдруг поняла: никто и не заговаривает о том, чтобы куда-то поехать.

Было очень жарко. Раскаленный асфальт чувствовался даже сквозь подошвы туфель. Улицы и дома впитывали в себя солнечный жар и не остывали даже ночью. Сразу после окончания учебного года Фернаны уехали на море. И когда на смену июлю пришел август, Париж постепенно совсем опустел. Первым закрылся до сентября газетный киоск на углу, за ним — другие киоски и магазинчики. Даже хозяин того магазинчика, где папа купил швейную машинку, захлопнул ставни и уехал.

Придумать себе занятие в эти длинные жаркие дни было довольно трудно. Дома стояла невыносимая духота. И даже на тенистой площадке, где Макс с Анной обычно играли, было так жарко, что у них не возникало никаких интересных идей. Если они начинали перебрасывать мячик или запускали волчки, то очень быстро уставали, усаживались на скамейку и мечтали о том, как хорошо было бы сейчас поплавать или выпить чего-нибудь холодненького.

— Вот было бы здорово очутиться сейчас у Цюрихского озера и прыгнуть в него! — говорила Анна.

— Вряд ли это возможно, — отвечал Макс, оттягивая прилипающую к телу рубашку. — У нас едва хватает денег платить за квартиру — не то что куда-то ехать.

— Я знаю, — соглашалась Анна. Но это звучало так мрачно, что она тут же добавляла: — Но это до тех пор, пока кто-нибудь не купит папин сценарий.

Идея написать сценарий о Наполеоне возникла у папы после разговора с детьми. Не столько о Наполеоне, сколько о его матери — о том, как она растила детей, не имея никаких средств, как жизнь семьи изменилась благодаря успехам Наполеона и как она пережила своего собственного сына: уже будучи слепой старухой, она еще долго жила после его последнего поражения. Это был первый сценарий, который папа взялся писать. Раньше Анна надеялась, что в «Парижанине» «все решится как-нибудь само собой». Но с тех пор как у газеты начались серьезные проблемы, она стала думать, что судьбоносную роль в их жизни сыграет папин сценарий — хотя пока никаких признаков этого не наблюдалось.

Папа предложил свой сценарий двум французским киностудиям, но там с удручающей скоростью ответили отказом. Тогда папа послал сценарий в Англию, режиссеру-венгру. Шансов было еще меньше, потому что уверенности в том, что венгерский режиссер читает по-немецки, не было. К тому же, думала Анна, Наполеон был злейшим врагом англичан. Почему они вдруг захотят снимать о нем фильм, если французы не захотели? Но пока ответ не пришел, оставалась какая-то надежда.

— Вряд ли кто-то купит этот сценарий, как ты считаешь? — спрашивал Макс. — Не представляю, откуда мама и папа возьмут деньги.

— Что-нибудь непременно изменится к лучшему, — отвечала Анна. Но в глубине души все это ее немного пугало. А если ничего не изменится? Что тогда?

Мама стала раздражительной, как никогда раньше. Она расстраивалась по любому пустяку. Анна сломала заколку для волос, и мама тут же на нее налетела:

— Почему ты не можешь быть аккуратной?

А когда Анна сказала, что заколка стоит всего тридцать сантимов, мама стала кричать.

— Тридцать сантимов — это не деньги?

И потребовала сначала попытаться склеить заколку, прежде чем идти покупать новую.

А однажды, когда у нее было совершенно мрачное настроение, она сказала:

— Дети, как вы смотрите на то, чтобы какое-то время пожить у Омамы?

— Никак не смотрим, — ответил Макс, и все рассмеялись.

Но через какое-то время это предложение уже не казалось таким смешным.

Ночью, лежа в горячей постели, Анна грустно размышляла: что если папины денежные дела не поправятся? Неужели их с Максом и правда отошлют?

В середине августа пришло письмо из Англии — за подписью секретаря венгерского кинорежиссера. В письме говорилось, что режиссер благодарит папу за сценарий и с удовольствием прочитает то, что написал такой уважаемый автор, но хочет заранее предупредить, что личность Наполеона сейчас не вызывает большого интереса.

Мама, увидев английский штамп, сначала очень обрадовалась. Но потом радость сменилась глубоким разочарованием.

— Они получили сценарий почти месяц назад. И до сих пор не прочитали! Ах, если бы мы жили в Англии! Тогда мы смогли бы как-нибудь повлиять на ситуацию.

— Не думаю, — сказал папа.

Впоследствии «ах, если бы мы жили в Англии…» стало постоянной маминой приговоркой. И вовсе не только из-за того, что в детстве у нее была английская гувернантка. Она где-то услышала, что беженцы, осевшие в Англии, смогли найти интересную работу. Мама ненавидела французские газеты за то, что они не заказывали папе статьи. Ненавидела французские кинокомпании за то, что они отказались снимать фильм по его сценарию. А больше всего она ненавидела жить, постоянно испытывая нужду в деньгах: нельзя было без оглядки купить даже такую малость, как тюбик зубной пасты.

А через две недели после того, как пришло письмо из Англии, все стало еще хуже: сломалась мамина кровать. После завтрака мама убрала простыни и подушки и попыталась сложить кровать так, чтобы она превратилась в софу, но ничего не вышло. Мягкие подушки, которые должны были закрыть поверхность кровати, отказались двигаться. Мама позвала Макса на помощь, и они вдвоем тянули и толкали кровать, упираясь лицом в подушки. Но те застряли окончательно.

— Ну почему все вечно идет вкривь и вкось! — вскричала мама и добавила: — Анна, беги позови консьержку. Пусть она что-нибудь сделает с этой кроватью.

Поручение было не из приятных. В последнее время, вынужденная экономить, мама уже не приглашала консьержку каждый день помогать с уборкой, и та часто проявляла раздражительность. Анна встретила ее прямо за дверью.