Вторая попытка леди Тейл 2 - Мстислава Черная

— Да…

— Я знаю, что убеждать тебя не волноваться бесполезно, Мелани, но все же не паникуй. С чего бы им менять ловушку? Ты сказала, что закон отменят, но ди Монтеро это знал и без тебя. Твоя осведомленность о деятельности парламента ничем не подозрительна. Скорее наоборот, он бы удивился, если бы ты не попросила генерала узнать о реальном положении дел.

Я кивнула. Я действительно паникую напрасно, тем более мы получили подтверждение, что Вероника идет на прием.

Грант поймал мою руку в свою, наклонился и невесомо поцеловал между костяшками, как раз там, где было пятно.

Волнения и мысли о расчетах как-то сразу испарились, и я могла думать лишь об одном — нельзя поддаваться соблазну. Грант же целовал запястье и хулигански сдвигал манжету.

— Я слышал, на востоке, если девушка желает наградить мужчину, она сдвигает рукав.

— И?..

Я почему-то о подобном не слышала. Не то чтобы я не верила Гранту, но звучало как-то не в восточном стиле. Разве что девы из весенних домов подобным образом приглашают уединиться…

— И награда — это возможность увидеть обнаженную внутреннюю сторону запястья, — пояснил Грант.

М-да, я-то думала, что девушки таким образом в постель зовут.

— Вот как.

— Мелани, а ты о чем подумала? Ты порозовела…

— Давай продолжим расчеты. — Я торопливо отобрала у него и свою руку, и листы с уравнениями. — Ты сказал, что восьмой коэффициент можно изменить, тогда ракушки будут ловить друг друга на пятьдесят шагов дальше. То есть вместе получится почти сотня. Это хорошо. Но восьмой коэффициент — это сопряжение серебра и амальтеи. На что ты собираешься поменять материал артефакта так, чтобы он не стоил как все здание палаты лордов целиком?

Грант вздохнул. Но тут же улыбнулся, глядя на меня искоса. А я закусила губу. Так и есть. Его ум — это одна из его самых привлекательных для меня особенностей. Да, Грант красив, уже вполне по-мужски, несмотря на молодость. Но это в нем не главное.

И я держу пари на что угодно, что мои способности к артефакторике для него не на последнем месте. Так что если я хотела еще больше соблазнить собственного жениха, то я преуспела. Никакое оголенное запястье не сравнится с уравнениями.

Грант прищурился, отобрал у меня бумагу и сперва поменял пропорцию, добавив серебра, а затем ввел в схему вспомогательный узел и с самодовольным смешком предложил мне пересчитать показатели.

Я послушно пересчитала, потом еще раз пересчитала. И получилось, что при удешевлении стоимости материалов и уменьшении веса ракушки дальность действия возрастает еще на двадцать шагов!

— Ты гений, — выдохнула я.

Почему я тоже не додумалась? Решение лежало на поверхности, а ведь Грант увидел расчеты только час назад, тогда как я ими занималась еще в прошлой жизни. Он был недосягаем. Я восхищалась и слегка завидовала. Даже не завидовала, а чувствовала себя луной, блекнущей в ярком сиянии солнца.

Грант уловил перемену моего настроения, склонил голову к плечу, внимательно всматриваясь в мое лицо. Я попыталась спрятаться за расчетами, но… не помогло.

— Мелани. — Он отобрал у меня карандаш и придвинулся ближе.

— М-м-м?

— Что-то не так? — взволнованно спросил он. — Мели, ты чем-то недовольна? Я что-то сделал не так?

— Да если бы, — засмеялась я, сбрасывая с себя наваждение. — Ты слишком хорош для меня, ты знаешь? Слишком умный, слишком красивый, слишком…

— С ума сошла?! — искренне изумился и возмутился он. — Это ты… Я с ума схожу от одной только мысли, что такая девушка обратила на меня внимание. Я ведь думал, что ты никогда… — Он запнулся, вдохнул, выдохнул и продолжил: — Мелани, ты удивительная. Я не просто тебя люблю, я восхищаюсь тобой. Подумаешь, по следам твоей мысли пару раз посчитал и чуть улучшил сопряжение. Это же ерунда! Сама мысль о таком простом и действенном артефакте — это же гениально! Это новое слово в теоретической науке и практике, ты понимаешь?! Это… невообразимо!

Я только ошарашенно кивнула, глядя на Гранта снизу вверх, как завороженная. Он тут же поперхнулся собственными комплиментами, застыл… и уже через секунду мы целовались словно сумасшедшие.

М-да… вот тебе и удержались от соблазна.

Из блаженного марева нас выдернул петух. Да, при храме было свое хозяйство. Но обычно оно пряталось где-то там, в глубине внутренних территорий. Гости в отдельных домиках, окруженных ухоженным садом, с этой стороной храмовой жизни не сталкивались.

Одним нам так повезло. Видимо, хвостатый рыже-алый генерал всего курятника удрал с места дислокации и принялся драть глотку точно под моим окном. А потом и вовсе вскочил на подоконник, чтобы покрасоваться оперением и поорать еще раз. Для тех, кто с первого раза не услышал или плохо понял.

— Вот же пернатый блюститель нравственности, — пробормотала я.

— В суп его, — поддержал Грант.

Я рассмеялась и повернулась к бумагам.

Воспользоваться шансом и просидеть с бумагами до утра, вместе… Будь я влюбленной юной леди, именно так бы и поступила, но я хоть и влюбленная, но уже отнюдь не юная, а взрослая и сознательная, поэтому устраивать бессонную ночь накануне судьбоносного, не побоюсь этого слова, приема я не стала и снова вернулась к расчетам. Благодаря Гранту через пару часов мы не только закончили содержательную часть, но и оформили заявку по всем правилам. Как оказалось, у Гранта уже имелась пара патентов, и в нюансах он разбирался лучше меня.

Я поставила подпись и с удовольствием отложила бумаги:

— Готово!

Только сейчас я обратила внимание, что петух с подоконника перебрался на спинку одного из стульев, устроился как на насесте и задремал.

Был уже то ли очень поздний вечер, то ли даже ранняя ночь.

Грант с сожалением проводил бумаги взглядом. Он, как и я, явно не желал расставаться, однако предлог, под которым его ко мне пустили, себя исчерпал.

— Можно посчитать еще один вариант, — предложил он.

— После приема, — категорично отрезала я и осторожно коснулась подушечкой указательного пальца намечающейся у Гранта морщинки между бровями, помассировала, разглаживая.

— После приема я жду тебя в гости, Мели. Ты хотела увидеть, что у меня есть по родовым артефактам.

День приема надвигался с неумолимостью горной лавины. И с такой же скоростью. И чем он был ближе, тем сильнее я волновалась. Шла в академию и волновалась. Решала задачи и волновалась. Смотрела издалека на Эдвина и Кэтрин — они все же вынуждены были объявить о своей помолвке — и не находила себе места от беспокойства. Особенно от того, какие взгляды бросал на меня бывший муж, когда Кэтрин на минутку отворачивалась. Если бы ди Монтеро умел воспламенять человеческие тела силой мысли, от меня уже осталась бы горстка пепла. Которую он бережно сгреб бы в карман и утащил в свое логово, чтобы наслаждаться… непонятно чем.