Бенкендорф - Дмитрий Олейников

Все сотрудничавшие с французами москвичи были взяты под стражу, а пленные оккупанты собраны в остатках Петровского замка, откуда началась их отправка в Тверь. Свыше трёх тысяч раненых французов взбунтовались было, но при помощи вовремя подвезённого продовольствия были успокоены. Они остались в гигантском Воспитательном доме, им был подыскан французский же лекарь из пленных и «отпущены нужные жизненные припасы», доставка которых была налажена из Клина.

В то же время, когда на улицах всё ещё шли драки и горели дома, формально старший в отряде казачий генерал Иловайский-четвёртый «с попечительным вниманием рассматривал отбиваемые у французов обозы». «Всё выносилось на его личное обозрение, — вспоминал Волконский, — и как церковная утварь и образа в ризах были главною добычею, увозимой французами, то на них более всего обращал внимание Иловайский и делил всё это на два отдела: что побогаче — в один, что победнее — в другой. Удивлённые Бенкендорф и Волконский недоумевали: „Зачем этот делёж? Ведь всё равно всё следует отдать духовному начальству, как вещи, ограбленные из церквей московских и следующие обратно в оные“. Ответ казачьего генерала был бесхитростен: „Нельзя, батюшка, я дал обет, что всё, что побогаче, если Бог сподобит меня к занятию от вражьих рук Москвы, всё ценное, доставшееся моим казакам, отправить в храм Божий на Дон, а данный завет надо свято исполнить, чтобы не разгневать Бога“». Сколько ни пытались Бенкендорф и Волконский убедить своего начальника отказаться от такого «обета», их увещевания не подействовали.

Напряжённая деятельность Бенкендорфа в качестве временного коменданта привела к тому, что в городе в течение трёх дней был наведён относительный порядок, пожары успокоились, потянулись обратно жители — кто в дома, кто на пепелища, заработал первый рынок — на плошади у губернаторского дома. В Страстном монастыре был отслужен благодарственный молебен, над Москвой снова зазвонили колокола.

В город возвращалась мирная жизнь, но боевому генералу хотелось обратно на войну. 16 октября он передал все полицейские дела прибывшему обер-полицмейстеру генералу Ивашкину, но исполнение обязанностей коменданта всё ещё оставалось за ним.

В частных письмах Бенкендорф признавался, что тяготится этой должностью и с нетерпением ждёт, когда сможет «покинуть этот печальный и несчастный город», «оставить эти развалины, при виде которых разрывается сердце». Это произошло 23 октября, когда русская армия уже выиграла сражение под Вязьмой. Новым начальником отряда, заменившим Винцингероде, стал генерал-лейтенант Павел Васильевич Голенищев-Кутузов — некогда командир кавалергардов, позже участник войны с турками, петербургский обер-полицмейстер и генерал-адъютант. Он был ранен в начале войны и после выздоровления формировал в Твери резервы (казачий полк из ямщиков).

Отряд догнал действующую армию в конце октября, когда уже выпал снег, и немедленно вступил в бой. 29 октября казаки, по словам Бенкендорфа, буквально «натолкнулись» у Духовщины на своих старых противников — итальянский корпус Евгения Богарне. Столкновение казаков с линейной пехотой более напоминало травлю крупного зверя. Лёгкая конница не могла успешно атаковать ощетинившиеся штыками колонны и каре итальянцев; однако, пользуясь почти полным отсутствием у неприятеля кавалерии, казаки обстреливали его из конных орудий, отбивали транспорты, «как всегда», брали в плен отставших и фуражиров; уничтожали все припасы, мосты и переправы по пути следования вражеских колонн. Богарне потерял почти всю артиллерию и обозы с награбленным в Москве имуществом. За один день казаки Иловайского-четвёртого взяли более пятисот пленных, Притом что этот генерал считался, по словам Волконского, «не только осторожным, но и трусоватым». После этих боёв отряд Голенищева-Кутузова двинулся севернее Днепра, в обход Смоленска к Витебску, на соединение с частями Витгенштейна.

Война превратилась для Бенкендорфа в ремесло, рутину, и записки его стали скупее: память уже не сохраняла картин войны — они примелькались, приелись: всё те же охота на мародёров и фуражиров, уничтожение переправ и продовольствия на пути неприятеля, захват пленных и обозов, казаки, делящие «дуван»… Бенкендорф мог бы согласиться со своим боевым товарищем Волконским, состоявшим с ним в одном отряде и написавшим о том периоде: «По добросовестности моей в противность рассказов всех партизан того времени я скажу во всеобщее сведение, что большей частию действия партизан не подвергают их опасностям, ими выводимым в реляциях. Партизан рыщет там, где ему по силам, и всегда имеет в виду не попасть впросак».

Военная необходимость заставляла Александра Христофоровича действовать далеко к северу от основных событий последнего этапа войны. Из-за этого он не участвовал ни в разгроме наполеоновских войск под Красным, ни в Березинской эпопее, ни в долгожданном возвращении русских в Вильно. На фоне успехов главных сил статистика действий генерала Бенкендорфа покажется заурядной. И всё же более шести тысяч пленных, в том числе три генерала, были захвачены его полками «при преследовании неприятеля разными отрядами до реки Неменя», до выхода в качестве авангарда корпуса Витгенштейна на границу, в печальной памяти город Тильзит. Именно отряд Бенкендорфа участвовал в последних боях Отечественной войны 1812 года и был одним из первых, форсировавших пограничный Неман.

Константин Батюшков набросал поэтическую картину «Переход русских войск через Неман»:

Стихотворение Батюшкова не было закончено. Не закончилась с переходом границы и война.

В 1813 году генерал-майор Бенкендорф мог бы отметить важную дату своей жизни — ту, о которой хотели бы знать многие, но которой не угадать никому… К августу Александр Христофорович прожил половину отмеренного ему земного срока.

Именно «земную жизнь пройдя до середины», Александр Христофорович заслужил право попасть на скрижали истории. А как ещё назвать белые мраморные плиты московского храма Христа Спасителя, золотом запечатлевшие самые прославленные имена и события великой войны 1812–1814 годов? Имя Александра Бенкендорфа встречается на них не один, не два — шесть раз!

Впервые — на так называемой «26-й стене» нижнего коридора, налево от западного входа в храм. На ней отображены «высочайшие пожалования за поражение и изгнание неприятеля из России в 1812 году». «Флигель-адъютант Александр Бенкендорф» упомянут здесь вместе со своими начальниками Винцингероде и Голенищевым-Кутузовым, рядом со знаменитыми партизанами Денисом Давыдовым, Сеславиным, Фигнером, казачьими генералами Грековыми и Иловайскими…

Остальные упоминания имени Бенкендорфа относятся к Заграничному походу русской армии. Вот «49-я стена», запечатлевшая «награды, пожалованные за разные дела и сражения, бывшие в 1813 году»:

«Награждён орденом Св. Георгия 3 степени: генерал-майор Бенкендорф (Александр), за отличия в делах при преследовании неприятеля».