В храме Солнца деревья золотые - Наталья Солнцева

— Ох, еще только жертв не хватало! — засмеялся Изотов. — Давайте без жертв обойдемся.

Лариса поняла, что лед тронулся, и приободрилась.

— Покажите мне туннель, — понизив голос, попросила она. — Можно? Проведите экскурсию, лично для меня.

— Для вас?

Инженер был польщен. Экскурсия в туннеле! А что? Тем более для такой интересной женщины, как Лариса…

Москва

В городе, несмотря на весну, по ночам ложился мороз. Утром деревья стояли все белые, из-за клубящейся морозной дымки призраком виднелся Кремль. На бледном небе золотой луковицей блестела колокольня Ивана Великого. Вода в реке казалась льдисто-серой, студеной.

Калитин и Ангелина Львовна медленным шагом прогуливались по набережной и разговаривали.

— Почки на деревьях не померзнут?

— Не должны, — отвечал Марат. — Северная природа к холодам привыкшая.

Он подошел к одинокому, звонкому от мороза деревцу, пощупал ветки.

— Ну, что?

— Спят еще почки… Кстати, я тебе принес очередной «опус», — небрежно, стараясь не акцентировать на этом внимание, сказал Калитин.

«Опусами» он называл описания эпизодов, приходивших к нему из непонятного источника. Они становились все более явственными, обрастали подробностями, окрашивались эмоциями. Словно захватывающий кинофильм разворачивался в сознании Марата, и он проживал в нем как будто свои собственные трепетные, жаркие мгновения.

— Что ты чувствуешь, когда пишешь? — спросила Закревская.

— Чувствую, что я там живу. Но такого же не бывает!

Она остановилась у парапета, глядя на воду.

— Кто из нас осмелится утверждать, что бывает, а чего не бывает?

— Ты правда не считаешь меня психом? — улыбнулся Марат.

— Разумеется, нет. Что за глупости? — вздохнула она, провожая взглядом плывущие по воде льдинки. — Границы нормальности очень размыты. Психиатрия — сплошные условности, каждую из которых можно если не опровергнуть, то оспорить…

— Спасибо, утешила, — перебил он, заходя вперед и поворачиваясь к ней лицом. — Ну-ка, давай постоим. Значит, происходящее со мной выходит за эти ваши границы? Не бойся, говори.

— В общем, да… Но не стоит пугаться. Любой талант, любое проявление творческих способностей тоже выходит за общепринятые границы. Гениальность таит в себе своего рода… божественное безумие. Оставаясь в границах ума, можно создать только добротную подделку. Истинный шедевр рождается в иных сферах и оттуда приходит в наш мир. Именно поэтому гениальность столь притягательна.

— Ты серьезно?

— Это только мое мнение, — подчеркнула Закревская.

— Может, во мне просыпается гениальный писатель? — пошутил Марат. — Как же мне назвать свой шедевр? О! Придумал. «Семнадцать мгновений весны»… Как тебе?

— Избито. И вообще, это плагиат.

— Зато популярно. Сразу привлечет внимание.

— На чужих колесах далеко не уедешь.

— Ну во-о-от… — с притворной обидой протянул Калитин. — Так я и знал. Не успел пикнуть, сразу обрушился поток критики. Куда же это годится? Конечно, художника каждый может высмеять…

Так, дурачась и хохоча, они подошли к машине Марата.

— Тебя подвезти?

— Нет, — решительно отказалась Ангелина Львовна. — Я лучше на метро. В прошлый раз мы попали в такую «пробку»…

— Это не моя вина, — оправдывался он. — Я старался. Виноваты урбанизация и гигантомания. Города превращаются в технических монстров, которые пожирают не только чистый воздух, воду и здоровье граждан, но и время. Здорово я придумал?

— Здорово, здорово. Растешь, Калитин. Ладно, я побежала. Пока…

По дороге к подземке она обернулась и помахала ему рукой в белой пуховой варежке.

У входа в офис Ангелину Львовну поджидал Самойленко. Он курил.

— Позвонила твоя пациентка, сказала, что не придет.

— Почему?

— Откуда я знаю? Говорит, заболела. В городе эпидемия гриппа, да будет тебе известно.

Закревская знала про эпидемию. В транспорте люди чихали, кашляли и в ужасе шарахались друг от друга. В магазинах пахло хлоркой, а продавцы стояли за прилавками в масках, которые народ метко прозвал «намордниками».

— Олег! Немедленно приобрети себе «намордник»! — хихикнула она, закрывая за собой дверь кабинета.

— Что?…

Самойленко так и застыл с открытым ртом, машинально бросив в пепельницу недокуренную сигарету.

Закревская включила кофеварку, уселась за стол и достала из сумочки сложенные вчетверо листы с литературными опытами Марата Калитина. Они заинтересовали ее не только с медицинской точки зрения…

XV век, империя ацтеков

…Я понял, что в Теночтитлане мне более делать нечего. Все, что я мог, я узнал. Бедная Шиктони! Кажется, она искренне полюбила меня. Хотя… у них все так пропитано притворством, что надеяться на чистоту чувств смешно. Она поплачет немного и успокоится. А мне следует изменить район моих поисков.

Я заранее предполагал, что всю тайну не может знать кто-то один. Прошло довольно много времени. Они должны были вести себя с величайшими предосторожностями. И они разделили тайну на фрагменты, которые трудно связать друг с другом. Так ее можно до — верить нескольким лицам и чувствовать себя в относительной безопасности. Полного спокойствия все равно не будет. Потому что пока существуют те, кто прячет, будут существовать те, кто ищет.

Сложность хранения их тайны заключается еще и в том, что она слишком важна. Если ею владеет только один, то как быть в случае его смерти? Вдруг хранителя настигнет непредвиденная кончина, и произойдет это в обстоятельствах, когда некому будет передать знание? Последствия могут оказаться катастрофическими. С другой стороны то, что знают двое, уже не является надежно защищенным. Ну, а о троих и говорить нечего. Именно поэтому они изобрели такую сложную систему сокрытия.

Итак, ацтеки владели фрагментом, который стал почти ясен для меня. Увы! Они слишком плохо летают, и золота у них меньше, чем следовало ожидать. Они — хранители косвенных данных. А меня интересует главное.

Я понял, куда мне нужно теперь направиться. Осталось придумать более-менее достоверную причину, по которой я мог бы покинуть Теночтитлан. Мое исчезновение не должно вызвать никаких толков и поводов для объявления розыска. Следовательно…

План отъезда давно сложился у меня в голове. Всему виной я объявлю нашу с Миктони интимную связь. Она испугается, а всем остальным станет ясно, почему я скрылся не только из города, но и из страны. Еще бы! Возможная месть ее мужа, гордого правителя, привела меня в неописуемый ужас, и я бежал, не чуя под собой ног. Меня вполне устраивала такая версия.