Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин

Борьба была не окончена, но Ленин сумел построить новый внутрипартийный режим, официально ориентированный на вооруженное свержение правительства. И сделано это было «малой кровью», без свержения старого ЦК, без раскола в партии, в пределах «партийной легальности». Троцкий писал: «Ленин ожидал большого сопротивления. Но его опасения скоро рассеялись… За истекшие три недели в ЦК произошел значительный сдвиг влево. За восстание голосовало десять против двух. Это была серьезная победа!»

* * *

16 октября, состоялось очередное заседание ЦК, в котором также участвовали представители Исполкома ПК, Военки, Петросовета, профсоюзов, фабзавкомов и т. д., всего 25 человек. Обсуждалась, разумеется, тема восстания и подготовки к нему. Ведь срок, предварительно назначенный на прошлом заседании, прошел, также как и съезд Советов Северной области, на который некоторые сторонники свержения правительства возлагали большие надежды, а правительство оставалось в Зимнем дворце.

Ленин начал с сообщения о том, что против резолюции, принятой 10 октября, возражали два человека, и добавил, что «если возражавшие товарищи пожелают высказаться, то можно развернуть прения». Впрочем, по истечении недели с момента, когда «веселая муза истории» благословила курс на восстание, было очевидно, что без прений не обойдется.

Поэтому Ленин еще раз перечислил свои аргументы. Умеренные социалисты отклонили предложенный большевиками компромисс. Одновременно, произошел перелом, большинство народа теперь идет за большевиками. Но теперь, на партии двойная ответственность, поскольку массы, выразив ей доверие, ждут не новых резолюций, а решительных мер. В то же время, ситуация критическая: буржуазия хочет сдать Питер. Поэтому откладывать восстание нельзя. Свердлов проиллюстрировал эти тезисы внушительной статистикой роста сил и влияния РСДРП(б): число членов партии достигло 400 000 человек; ее влияние в Советах, а также в армии и флоте преобладающее. В то же время, он рассказал тревожные факты относительно «мобилизации контрреволюционных сил». После такой внушительной подготовки было предложено заслушать доклады с мест, от работников районов Петрограда, его пригородов, представителей профсоюзов, полков и т. д. А эти доклады, в свою очередь, рисовали совсем другую картину.

Общий смысл докладов можно передать словами Бокия (сторонника восстания): «боевого настроения нет, боевая подготовка ведется». Технические и организационные сложности, выжидательное настроение в массах, явный дефицит энтузиазма, а то и прямое недовольство идеей немедленного восстания – таково содержание большинства докладов.

Например, Бокий сообщил собравшимся о том, что в ряде районов Петрограда настроение рабочих «выжидательное» или «настороженное». Крыленко добавил, что «большая часть бюро полагает, что не нужно заострять вопроса практически», т. е. не брать на себя инициативу восстания, поскольку солдаты говорят «что для выступления нужно, чтобы что-нибудь их решительно задело, а именно: вывод войск». После этого Володарский заявил, «что на улицу никто не рвется». Шляпников, руководитель профсоюза металлистов, одного из самых большевизированных и влиятельных профсоюзов, утверждал, что «большевистское выступление не является популярным; слухи об этом вызвали даже панику».

После этих выступлений Милютин резюмировал: «на основании всех докладов нужно более конкретизировать резолюцию… мы не готовы для нанесения первого удара. Низложить, арестовать в ближайшие дни власть мы не сможем… Считает нужным развернуть резолюцию в этом смысле». С ним солидаризировался даже Шотман, который заявил, «что на городской конференции и в ПК и в Военке настроение гораздо более пессимистично (очевидно, по сравнению с оценками Милютина!). Доказывает, что мы не можем выступать, но должны готовиться».

Собственно, эта идея – перехода от наступательной тактики восстания к «активной обороне» стала лейтмотивом сразу нескольких выступлений (Крыленко, Шмидт, Володарский и др.). Такой оборот совершенно не устраивал Ленина. Он резко выступил, оппонируя Милютну и Шотману, доказывая своевременность уже принятой резолюции и выражая пожелание, «чтобы дебаты велись в плоскости обсуждения резолюции по существу», т. е. по линии обсуждения технических мер подготовки восстания. Однако собравшиеся продолжали спорить о целесообразности немедленного выступления.

Наконец, слово взял Зиновьев. Он осторожно начал с того, что «резолюция воспринимается не как приказ, иначе по ней нельзя было бы высказаться». По его словам, хотя он и выступал за выход из Предпарламента, он не допускает мысли, что «эта масса никогда не пойдет за нами». Так, особые надежды Зиновьев связывал с Учредительным собранием, на котором большевики, по его словам, могут составить вместе с левыми эсерами большинство. А потому «нельзя ставить себя в положение полной изолированности», нужно пересмотреть резолюцию ЦК, и заменить агрессивный курс на восстание «оборонительно-выжидательной тактикой». Эта перспектива отличалась от того, о чем говорили Шотман, Володарский, Крыленко, Милютин и другие. Но технически обе точки зрения могли легко быть примирены на предложенной Зиновьевым платформе: «Мы должны сказать себе прямо – заключил он – что в ближайшие 5 дней мы не устраиваем восстания».

Следом выступил Каменев. Он сделал ударение на собственно технических препятствиях восстанию (очевидным образом заигрывая с колеблющимися товарищами). «За эту неделю ничего не было сделано и только испорчена та диспозиция, которая должна была бы быть. Недельные результаты говорят за то, что данных за восстание теперь нет… Аппарата восстания у нас нет… ничего не сделано ни в военно-техническом смысле, ни в продовольственном. Этой резолюцией только дана была возможность сорганизоваться правительству».

С такой постановкой вопроса уже «заранее» были согласны многие. Так, Володарский заявил, что «резолюцию надо понимать как курс на восстание», а Милютин убеждал собравшихся, что «[если] речь идет о курсе на восстание… Насчет курса никто не спорит». Чуть позже, Зиновьев с радостью согласится: «Если восстание ставится как перспектива, то возражать нельзя, но если это приказ на завтра или послезавтра, то это – авантюра»; эту мысль подхватит и Каменев: «Мы обязаны разъяснить массам, что в эти три дня на выступление не зовем, но считаем, что восстание неизбежно».

На заседании не было Троцкого. Он в это время занимался в Петросовете организацией Военно-революционного комитета. Но, по его словам, его позицию достаточно адекватно изложил Крыленко, который «расходился с Лениным в вопросе о том, кто и как будет начинать». Троцкий соглашался: «Определенно назначить день восстания сейчас еще нецелесообразно. «Но вопрос о выводе войск есть именно тот боевой момент, на котором произойдет бой»». Таким образом, Троцкий тоже был на стороне тех, кто предлагал ждать нападения правительства. Владимир Ильич с раздражением подводил промежуточные итоги, весьма неутешительные, как ему казалось: «Если бы все резолюции так проваливались, то лучшего желать нельзя было бы». Его поддержали Лацис, Равич и Сталин, который спорил с колеблющимися: «до каких пор ждать, если не будет военного нападения?»

В целом, прения оставили впечатление, что Ленин опять оказался меньшинстве. Большинство собравшихся рассматривали восстание лишь как пропагандистский и агитационный ход, или как несколько отдаленную перспективу. Инициатива нападения не должна быть за большевистской партией – считали они.