Викинг. Мы платим железом - Александр Мазин

Судя по лицам моих викингов, они бы охотно остались: поваляли бы баб, убили бы десяток слуг божьих – чисто для развлечения…

Но я – ярл. А в этих богатствах есть и их немалая доля. И это изрядно способствует дисциплине. Так что – по коням.

Неладное я заподозрил еще до того, как мы подъехали к Ладоге. Дымком потянуло. Причем нехорошим таким дымком. От сжигаемых трупов.

Точно. На отшибе – штабеля приготовленных дров. И смертные ложа, объятые пламенем.

Много. Не меньше двадцати.

Но сам город цел. Внешне. И крепость не пострадала, а над главной башней по-прежнему Гостомыслово знамено.

Вопрос: откуда столько трупов? Мор у них, что ли, случился? Хотя с чего бы? Зима же. Движение на дорогах минимальное. Да и сколько времени нас не было? Двенадцать дней?

В общем, ерунда какая-то.

– В галоп, – скомандовал я, и мы помчались к моему подворью.

Меня терзали мрачные предчувствия. И не зря.

Первое, что я увидел: двое подручных Дедяты ладили новые ворота. Старые, разбитые, валялись во дворе.

Когда мы влетели внутрь, навстречу нам выбежали несколько холопов, которые приняли коней, а потом на крыльцо вышел Тулб Огонёк.

И по его лицу я сразу прочитал: самые скверные предчувствия меня не обманули.

* * *

Они напали ночью. Обрушились на Ладогу, как снег на голову. Вернее, как цунами.

Может, их было пять сотен, может быть, целая тысяча. Но скорее всего, значительно меньше, чем говорили потом перепуганные ладожане и княжеский гарнизон, поспешно запершийся в крепости.

Они даже не особо грабили. Так, прихватывали то, что плохо лежит. Зато они убивали. Всех, кто оказывался у них на пути. Протыкали копьями, рубили в куски. Пленных не брали. За исключением одного. Вернее, одной…

– …Взяли врасплох, – рассказывал мне Тулб. – Я схватил лук и выпрыгнул в окно. Мне повезло. Никого. А Заря не успела. Они уже окружили дом, вломились внутрь. Истра и Синько зарубили насмерть. Кёлю проткнули копьем руку и раскроили голову. Может, и выживет, не знаю. Повторюху копьем насквозь, холопов побили шестерых, остальные успели попрятаться. Товар наш забрали почти весь, только луки не тронули. Деньги, правда, не нашли. И еще… – Тулб замялся.

– Говори! – рявкнул я.

– Ярл, они забрали Зарю, – пробормотал он, не поднимая глаз.

– Это точно?

Хотел бы думать, что жива – это главное. Но есть участь похуже смерти. И я знаю Зарю: в неволе она жить не станет.

– Я видел, как ее выносили из дому, ярл. Ну, ее саму не видел – скатку из одеял в сажень длиной. Но я потом весь дом обыскал. Не было ее нигде. Так что никто, кроме нее, это быть не мог.

– И ты просто смотрел? – процедил я, еле сдерживая ярость.

Тулб перепугался, отшатнулся даже, но справился со страхом.

– Их было два десятка, ярл, – пробормотал он. – Все бронные. Начни я стрелять, меня бы убили, и некому было бы рассказать.

Я тоже постарался взять себя в руки. Парень ни при чем. Более того, он прав. Единственный свидетель, который всё видел. Холопы не в счет. Эти сразу забились по щелям. И правильно сделали. Кто не спрятался, того убили.

– А Быську они не нашли, – сказал Огонек. Просто чтобы не молчать. – Она на чердаке в сено зарылась. Ярл, накажи меня, если я не прав. Только не гони!

– Твоей вины тут нет, – успокоил я парня. – Ты всё сделал правильно.

Огонек выдохнул облегченно. До последнего момента боялся, что я спрошу с него за жену.

А спрашивать надо не с него – с меня. Если бы я не ушел, забрав с собой лучших хускарлов, хрен бы они справились! А я за золотишком погнался. Зачем, спрашивается? Мало у меня богатств?

Нет, всё. Боржом пить поздно. Зарю забрали. Живой, что радует. Вопрос: зачем? Нет, не так. Главный вопрос: кто? И где его найти?

Нет, ну что у меня за судьба такая. Гудрун украли. Теперь Зарю. Будто сглазил кто. Опять, что ли, кого-то убил неправильно и попортил карму?

На подворье и в доме уже навели порядок. Мертвых убрали, кровь смыли. Кстати, чужих среди мертвецов не было. Не верю, что наши никого не достали. Значит, забрали с собой.

Кёль Длинный лежал наверху. Действительно, длинный. На ложе еле поместился.

Он был в сознании. Рука обработана и перевязана. Голова тоже. Как выяснилось, Гостомысл подсуетился, лекаря прислал. Лучше бы он дружину из крепости вывел – город свой защищать, трус поганый!

– Ярл, их было много, и они очень хорошо дрались, – чуть слышно проговорил свей. – Как викинги. Мы тоже хорошо дрались, но их было слишком много, очень много. А мы без брони. Я зацепил одного, а потом меня свалили.

– Ты славно сражался. – Я погладил Кёля по здоровой руке. – Поправляйся быстрее.

– Лекарь сказал: он выживет, – сообщил мне Тулб. – Копье ему только мясо на руке пробило. И череп цел.

Ну да, головы у скандинавов крепкие. Сотрясение, конечно, имеет место, да и крови потерял немало, но если заразы в ранах нет, через месяц оклемается.

Надо бы князю благодарность выразить за заботу, но сегодня я к Гостомыслу не пойду. От греха подальше. Слишком на него зол. Вот что за князь такой… мышевидный! Чуть что – забьется в нору и сидит. А его подданных тем временем на фарш пускают.

Я велел Витмиду и Вихорьку разобраться со взятыми на капище ценностями, а сам ушел наверх. Думать.

О том, как отыскать мою Заренку. Информации-то ноль. Тулб сказал: в городе никто не знает, кто напал. Ладожане оплакивают близких.

Что еще? Нападение произошло в тот самый день, когда мы грабили капище. Проклятие жреца всё же сработало?

Не знаю. Но знаю, что теперь я буду потрошить эти чертовы языческие молельни при каждом удобном случае. Особенно Свароговы. Пусть знает, как мне гадить!

Что я знаю? Кёль сказал: двадцать бойцов уровня викингов. Минимум двадцать. И это только на мой двор, далеко не самый богатый в Ладоге.

Сколько ж их тогда было? Действительно пять сотен?

Не может быть! С такой силищей они бы и Гостомысла вышибли из его норы. Но не стали. Просто ушли, хотя именно в ладожской крепости – главные вкусные плюшки. Нет, не может быть, чтобы их было полтысячи. Даже две сотни умелых бойцов – это до фига. Это уровень конунга. Причем не «морского», а настоящего.

Не понимаю.

В общем, я сидел и думал думы. Тяжкие. Мои бойцы ко мне не совались. Северяне к подобным вещам чуткие. Даже не подумаешь, глядя на их суровые физиономии.

Прошло, наверное, уже часа два, когда мое уединение нарушил Вихорёк.

– К тебе какой-то вестфолдинг, – сообщил мой сын. – Назвался Мелькольвом. Впустить?