Я тебя никогда не забуду - Анна и Сергей Литвиновы

А после, как я уже говорил, все сдвинулось, полетело, понеслось… За год я напечатал еще пять рассказов – причем для некоторых пришлось даже брать псевдоним, иначе слишком много Гурьева получалось… (Я взял, в ее честь, Иван Натальин.) Мне покорились и «Крокодил», и даже вожделенная «Литературка»… Пара моих рассказиков вышла в сборнике – в настоящей книге!.. Их зачитывали актеры в передаче «С добрым утром!» – даже, кажется, сам Табаков… И в паре журналов меня взяли на договор литконсультантом – и теперь уже я писал ответы штурмующим редакцию графоманам: «К сожалению, ваши рассказы нам не подходят…»

По сравнению с нищей студенческой юностью я прямо-таки купался в деньгах, взял моду ездить на такси и, подкопив деньжонок, купил себе скрипучий, как у Штирлица, черный кожаный плащ…

Тогда я ни на секунду не задавался вопросом о возможной связи моего успеха с разговором с товарищами. Я относил удачу на счет того, что количество наконец-таки перешло в качество, что терпение и труд все перетрут… Что я наконец-таки вытащил свой выигрышный лотерейный билет…

Почему ж я, задним числом, более четверти века спустя, стал мучиться неуверенностью и задаваться вопросом: а вдруг мой тогдашний успех не столь уж заслужен? Не целиком мой собственный?

Может, оттого, что профессиональная победа наконец случилась, и деньги были, и было счастье, однако полной и совершенной мою тогдашнюю радость все ж таки не назовешь. Ведь Наташа так и не проявилась, несмотря все мои оголтелые достижения.

И так происходит до сей поры: успех есть, а посвятить его некому.

Ведь ЕЕ нету со мной рядом…

…Сегодня у меня праздник.

Точнее, не у меня лично. У моего издателя, Андрея, за долгие годы совместного труда ставшего приятелем, день рождения. Справляет он его, как всегда, у себя на даче. Круг приглашенных крайне узок. Родные именинника, его первые заместители по издательству, руководители книжных торговых домов, которыми он по совместительству владеет, – ну, и не больше десятка писателей и писательниц. Тех, кого юбиляр называет «мои любимые авторы». Не самых, может, высокотиражных – но тех, кто с ним давно. Тех, с кем деловые отношения успели перерасти в дружеские.

В массовом сознании по поводу писателей – богемы! – сложилась пара-тройка устойчивых стереотипов. Ну, во-первых, они все пьют. Во-вторых, беспрерывно тусуются. В-третьих, вусмерть враждуют друг с другом.

Не знаю, не знаю…

Тот, кто пьет, неминуемо вылетает из обоймы. Пара-тройка лет почивания на лаврах, дружбы со стаканом – и публика тебя забывает, и снова тебе не подняться. А начать все сначала духу хватает не у всех.

По той же причине – чтоб не выбиваться из рабочей колеи – мы, кстати, особенно и не тусуемся. Да и о чем нам, в сущности, с коллегами разговаривать? Делиться творческими планами? Однако нет хуже рассказывать кому бы то ни было идею или фабулу своего нового романа: и сглазить можно, и перегореть, выпустить весь пар в свисток.

А зачем еще общаться? Жаловаться на издателей? Перемывать косточки коллегам? У каждого из нас – свой круг, свое прошлое, свой бэкграунд. Свои семьи, наконец…

Да и ненависть одного пишущего человека к другому серьезно преувеличена. Ну да, мы друг другу порой завидуем. И тиражам, и, еще пуще, удачному сюжету, языку или шутке. Но подсыпать яду в стакан коллегам (как происходит в одном из глупейших современных детективов) мне нет ни малейшего резона.

И я не завидую, упаси господь. Много ли человеку надо? И без того счастье: удалось еще на писанине до собственного дома приподняться – не на бандитизме, не на взятках, не на нефти! Одному из миллиона такое счастье выпадает. Домик вот купил – спасибо, издатель Андрей надоумил, век ему не забуду…

В начале девяностых, когда грянули гайдаровские реформы, я вскоре оказался в полном ауте. Денег не хватало на бензин для своей «копейки». Я покупал йогурты с истекшим сроком годности и варил себе супчик из костей.

Не снимали «Фитиль», где я подвизался сценаристом, заглохло «С добрым утром!» и другие радиопередачи. Юмористические рассказы стали никому не нужны. А те, кто их все-таки печатал, упорно не платили гонорара. А когда вдруг случалось чудо и деньги давали – их сжирала инфляция, не успевал дойти до магазина.

И тогда, чтоб совсем не пропасть, я попросил друзей пристроить меня куда-нибудь в штат в газету. Оказалось вакантным место криминального репортера в газете «ПредпринимателЪ».

И я, вроде как состоявшийся писатель, стал учиться азам журналистики (ведь умение складывать слова в фразы – для репортера лишь одно из многих, и далеко не самых важных, умений). И впервые, не считая первого года после окончания вуза, мне пришлось каждый день ездить на работу.

А через полгода в газете я обвык, обзавелся связями в милицейской, прокурорской, судейской и даже криминальной среде, научился строчить заметки о происшествиях, и судебные очерки, и даже проводить журналистские расследования. Пара-тройка моих материалов произвели фурор – о них говорили, и в «ящики» меня стали приглашать на разные ток-шоу…

Текучка, журналистская поденщина все больше засасывала меня. Позвонил, побежал, собрал материал, написал, утвердил, придумал заголовок… А назавтра – все сначала, и уже не греет ни твоя подпись под заметкой, ни даже вынос на первую полосу твоего заголовка огромным кеглем…

В те поры уже издали Дэшила Хэммита и Микки Спиллейна. Среди наших нарасхват шел Леонов, восходила звезда Марининой… Но родного, российского детектива, считай, практически еще не было.

И однажды я ввязался в натуральную авантюру: начал писать детективный роман. По ночам. Упорно отказываясь от приглашений коллег «после трудов праведных разговеться пивком». Строчил и по выходным – раз за разом отклоняя предложения друзей съездить на дачку или попариться в баньке.

Написать роман вообще непросто. Труднее, чем многие думают. Тяжелее, чем полагал я сам. Я потому никогда и не откликаюсь на просьбы прочесть начало чьего-то романа. Начало, ха!.. Лишь один из тысячи хотя бы доведет свой труд до конца. Тем более когда речь идет о самом первом романе. По себе знаю.

Десятки раз я был готов бросить. И потому, что мне казалось: получается ерунда. И потому, что – надоело. И оттого, что мои усилия представлялись тщетными: пишу, а зачем? Кто напечатает? Сколько заплатят?

Но все-таки бог помог, вразумил, надоумил. И я поставил-таки в своем труде последнюю точку.

Роман я назвал «Мертвый час» (привет Раймонду Чандлеру с его «Глубоким сном»!). В сюжете он и его друзья, круто сваренные американские детективщики времен тридцатых, тоже переночевали. Но почва-то была наша, расейская, горячая, современная.

Итак, в провинциальном городке Н-ске у Черного моря из пионерлагеря исчезает тринадцатилетняя девочка. Родители-москвичи обращаются к частному сыщику по имени Сергей Горенко (еще один литпривет, на этот раз Ахматовой), и тот выезжает из столицы на место происшествия. Но не успевает сойти с поезда, как замечает за собой слежку…