Скачка тринадцати - Дик Фрэнсис

Александр Макгрант (настоящее имя Гарри Баскинс, год рождения примерно 1898-й) пару раз уже проделывал такую штуку. Он вытянул вперед руку с растопыренными пальцами. Ни малейшей дрожи! А ведь всегда есть риск, что парень в последнюю минуту струсит и не сделает того, что было надо. Это всегда лотерея. Но в том парне Баскинс был почти уверен. Выбирай тщеславного мальчишку, который дуется на весь свет, — и ты не ошибешься. Верняк, можно сказать.

Гарри Баскинс был хитроумный лондонец средних лет, родом из Ист-Энда, бедного района Лондона. Для него никогда не было четкой границы между хорошим и плохим. Если можно провернуть удачную аферу, так почему бы и нет? Налоги душат букмекерское дело. Приходится крутиться, как можешь. А самое верное дело — набрать ставок на первого фаворита и устроить так, чтобы тебе не пришлось их выплачивать.

Служитель у старта дернул за рычаг, и лента с шелестом упала. Тодди привычно выслал коня вперед. Комментатор, сидевший в своей кабинке на самом верху, привычно начал комментировать скачку:

— Старт дан! Вперед сразу вырвался серый…

Артур Моррисон и Чик следили за скачкой. Сердце у обоих отчаянно колотилось, хотя и по разным причинам. Гарри Баскинс зажмурился и принялся молиться.

Тодди вырвался вперед, в первой тройке. Гнедой шел ровным, сильным галопом, натягивая повод. «Все нормально, — подумал Тодди. — Хорошо идет, мощно. Как поезд».

Первое препятствие лежало всего в сотне ярдов. Оно быстро приближалось. Тодди опытным глазом вымерил дистанцию, прикинул, что гнедой подойдет к препятствию точно так, как надо, собрался перед прыжком и дал коню шенкель. Гнедой не отозвался. Никак. Конь словно не заметил препятствия. Не напрягся, не припал на задние ноги, не попытался свернуть или замедлить ход — ничего. И Тодди понял, что сейчас произойдет катастрофа.

Гнедой влетел прямиком в прочное препятствие, сплетенное из березовых прутьев, высотой по грудь, в три фута шириной. Трибуны в ужасе застонали. Конь перекувырнулся через препятствие. Тодди упал на землю впереди, и падающий конь рухнул на него всем своим весом.

Мир в глазах Чика сделался серым. Краски исчезли. Чик был близок к обмороку. «О господи! Боже мой! Тодди!»

А гнедой поднялся на ноги и поскакал дальше. Он последовал за другими лошадьми к следующему препятствию, мчась все тем же неудержимым, размашистым галопом.

На второе препятствие он тоже налетел грудью. Толпа вскрикнула и застонала. Конь снова кувырнулся вверх ногами, с грохотом рухнул, опять вскочил и помчался дальше.

Он миновал трибуны. Стремена, свисающие с пустого седла, болтались, с губ коня летели клочья пены, на боках темнели пятна пота. Дорожка сворачивала налево, но гнедой мчался напрямик. Он пересек скаковую дорожку и врезался грудью в перила. Толстое бревно сломалось пополам. Конь опять рухнул и опять вскочил на ноги — но на этот раз не помчался дальше. Он, хромая, сделал три шага и остановился.

Тодди лежал на земле у первого препятствия. Над ним склонились встревоженные санитары. Артур Моррисон бросился вниз, не зная, куда бежать сначала, к сыну или к коню. У Чика подкосились ноги, и он опустился на бетонные ступени. Гарри Баскинс был в восторге. Впрочем, его радость была отравлена тревогой. Если Тодди Моррисон серьезно покалечился, хватит ли ума этому глупому мальчишке, Чику, держать язык за зубами?

Артур Моррисон все-таки выбрал сына. При падении Тодди потерял сознание, и гнедой придавил его всем своим весом, но к тому времени, как Моррисон успел приблизиться к нему на сотню ярдов, Тодди уже начал приходить в себя. Увидев, что помятая фигура пытается приподняться, Артур Моррисон успокоился насчет сына, развернулся и бросился к лошади. Не годится показывать Тодди, как он из-за него переволновался. Моррисон боялся, что Тодди перестанет его уважать.

Гнедой терпеливо стоял у разломанных перил. Конь смутно чувствовал, что с передней ногой что-то не так — он не мог на нее опираться. Артур Моррисон и ветеринар подбежали к нему одновременно. Моррисон злобно уставился на ветеринара.

— Это вы говорили, что он в состоянии участвовать в скачке! Владелец по потолку будет бегать, когда об этом услышит!

Моррисон пытался сдержать растущую в душе ярость. Как все-таки несправедлива судьба! Гнедой был не просто конь — это был лучший конь из всех, которых когда-либо доводилось тренировать Моррисону, и он завоевал столько призов, сколько Моррисону больше не увидеть вовек…

— Но ведь на вид с ним было все в порядке! — оправдывался ветеринар.

— Я требую провести тест на допинг! — бросил Моррисон.

— Он сломал себе плечо. Лошадь придется прикончить.

— Сам знаю, не слепой. И все равно, возьмите сперва анализ крови. При обычных болезнях лошади себя так не ведут.

Ветеринар неохотно согласился взять анализ. Потом достал пистолет для безболезненного убоя лошадей и пристрелил гнедого. Лучшая лошадь на конюшне Артура Моррисона сделалась всего лишь именем в племенных книгах. Переваренную морковку уволокли вместе с трупом лошади, но беды, причиненные ею, еще не кончились.

Чику потребовалось минут пятнадцать, чтобы понять, что это лошадь погибла, а Тодди жив. Все это время Чик чувствовал себя разбитым физически и уничтоженным духовно. А ведь поначалу это казалось таким пустяком — всего-то навсего дать морковку гнедому!

Чик не думал, что это так на него подействует. Он никогда не верил, что от такого действительно можно чувствовать себя физически больным.

Когда Чик узнал, что Тодди ничего себе не сломал, пришел в сознание и через пару часов встанет на ноги, ему стало полегче. К тому времени, когда рядом появился маленький тренер и сердито напомнил, что Чику давно пора переодеваться в цвета владельца лошади, на которой он выступает в скачке для новичков, Чик уже был в состоянии сесть на лошадь, хотя и жалел, что согласился.

В раздевалке Чик забыл сказать помощнику, что ему нужно легкое седло и что тренер просил грудную подпругу. Он забыл подвязать шейный платок и, если бы не помощник, так бы и поехал с болтающимися концами. Забыл снять часы. Помощник ему напомнил обо всем и подумал, что парень, похоже, пьян.

Барьерист-новичок, на котором должен был ехать Чик, тому гнедому и в подметки не годился. Гнедой обошел бы его на милю, даже если бы новичок стартовал накануне. Молодой, зеленый, полуобученный, он не обладал даже скрытым даром, который заслуживал бы развития. Этот конь обречен был приходить в хвосте до тех пор, пока владельцу не надоест тратиться на его содержание. Впрочем, Чику было все равно. Он был слишком занят своими мыслями, чтобы потрудиться заглянуть в каталог — иначе перечень безрезультатных скачек новичка предостерег бы его. Чик сел на лошадь, не думая о ней, и не стал слушать советов, которыми засыпал его тренер. Чик, как всегда, наперед все знал лучше всех. «Будь внимательней, будь внимательней!» — передразнил он про себя тренера. Как может Чик выслушивать все эти дурацкие инструкции, когда ему так хреново?