Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп

Анна с решительным видом отошла от подруг и направилась к Антонису, который в этот миг наливал себе вина из большого глиняного кувшина. Несмотря на то что до этого дня он много раз видел девушку у себя дома, сегодня он впервые по-настоящему обратил на нее внимание. До прихода немцев Анна была лишь маленькой девочкой, но теперь она превратилась в очень красивую молодую женщину с великолепной фигурой.

– Привет, Антонис, – просто сказала она.

– Привет, Анна.

– Наверное, в горах ты постоянно упражнялся в танцах – получается у тебя очень хорошо.

– Там мы танцевали разве что с козами, – со смехом ответил Антонис. – Они очень прыгучие, и, может быть, мы действительно научились у них паре прыжков.

– Потанцуем еще? – спросила девушка, перекрикивая усилившуюся музыку.

– Да! – воскликнул Антонис, по-прежнему широко улыбаясь.

– Вот и хорошо. Я буду ждать, – проговорила Анна и вернулась к подругам.

У Антониса возникло чувство, что девушка предложила ему нечто большее, чем просто один танец. Когда заиграла мелодия, подходящая для танца в паре, он подошел к ней, взял за руку и вывел в круг. Когда он обнял Анну за талию и вдохнул невероятно чувственный запах ее пота, у него закружилась голова – аромат розы или лаванды даже в сравнение не шел с этим пьянящим запахом. Они начали двигаться, и молодой человек почувствовал на своей щеке жаркое дыхание девушки.

– Встретимся за церковью, – прошептала она ему на ухо.

Анна знала, что в церковный праздник посещение церкви, даже в разгар веселья, не вызовет ни у кого подозрений. Кроме того, в этот день церковь чествовала не только Святого Константина, но и его жену, Святую Елену, а значит, никто не удивится, что она отправилась поставить свечку за упокой души матери. Девушка быстро прошла церковь, вышла наружу и остановилась в темной аллее. Спустя минуту показался Антонис, всматривавшийся в темноту. Анна шагнула ему навстречу, и их раскрытые губы встретились.

Антониса никто не целовал так даже тогда, когда он платил за это хорошие деньги. В последние месяцы войны молодой человек регулярно бывал в публичных домах Ретимно. Тамошние девицы любили партизан и предоставляли им значительную скидку – особенно если клиент был таким симпатичным, как Антонис. Профессия проститутки стала единственной, которая процветала во время оккупации: мужчинам, вынужденным расстаться с женами, необходимо было хоть как-то сбросить напряжение, а молодые парни активно пользовались возможностью получить первый сексуальный опыт, ведь сделать это в своей деревне им было бы намного сложнее. Но в тех поцелуях не было любви. Сейчас же в объятиях Антониса оказалась девушка, которая целовалась как проститутка, но при этом, вероятно, была девственницей, – а главное, Антонис ощущал обуревающее Анну желание. Ошибки быть не могло, и каждая частица его существа желала, чтобы этот невероятный поцелуй продолжался. Но при этом его разум был ясным, как никогда. Он вернулся в родную деревню, чтобы жениться и остепениться, и здесь, буквально на пороге дома, встретил женщину, страстно желавшую его любви. Это была судьба.

Анна мягко отстранилась.

– Нам пора возвращаться на площадь, – сказала она, понимая, что если они будут целоваться дальше, отец неизбежно обратит внимание на ее отсутствие. – Но давай пойдем разными дорогами.

Девушка вышла из темноты и проскользнула в церковь, где несколько минут устанавливала зажженную свечку перед образом Девы Марии с маленьким Иисусом. Ее губы, все еще влажные после поцелуев Антониса, шевелились в молитве.

Вернувшись на площадь, Анна увидела, что там началась сумятица. На центральную улицу въехал роскошный большой автомобиль, один из немногих на острове, где большинство людей предпочитало по старинке передвигаться пешком или на спине вьючного животного. Анна остановилась, чтобы взглянуть на выбирающихся из салона пассажиров. В водителе, почтенного вида мужчине за шестьдесят, толпа сразу узнала Александроса Вандулакиса, главу состоятельного семейства землевладельцев, обитавшего в огромном поместье под Элундой. Александрос пользовался среди местных жителей популярностью, как и его жена Элефтерия. На фермах, принадлежавших Вандулакисам, работали десятка полтора мужчин Плаки, в том числе и Антонис. Некоторые из них только вернулись после долгого пребывания в партизанском отряде, и Вандулакис встретил их с распростертыми объятиями, предложив весьма неплохую плату, – кто-кто, а он мог себе это позволить. Источником богатства Вандулакисов были не только тысячи гектаров оливковых рощ, им также принадлежало немало земли на плодородном плато Ласитхи, где можно было выращивать картофель, злаки и фрукты. Это позволяло семье Вандулакис круглый год получать высокие доходы. На плато, высота которого доходила до тысячи метров над уровнем моря, было прохладнее, чем внизу, а тающие горные снега обеспечивали необходимую влагу. Обычно Александрос и Элефтерия Вандулакис проводили самое жаркое время года в Неаполи, расположенном километрах в двадцати к западу, оставляя поместье в Элунде в руках их сына Андреаса, – в центре Неаполи у них был огромный дом. Одним словом, дела у Вандулакисов шли отлично.

Впрочем, не приходилось удивляться, что такая благополучная семья решила заглянуть на праздник рыбаков, пастухов и земледельцев: туже картину можно было наблюдать по всему Криту. За праздничный стол садились, а после выходили танцевать не только все жители деревни, но и землевладельцы с близлежащих ферм или поместий. Самое крупное богатство неспособно было организовать более веселое и приятное времяпрепровождение, и богачи были совсем не прочь окунуться в атмосферу всеобщей радости. В войну нелегко пришлось и богатым, и бедным – тем больше было оснований отпраздновать освобождение. Задушевные слова мантинад и энергия, какой сочился танец пентозали, одинаково действовали на всех, независимо от того, каким количеством оливковых деревьев владела семья – девятью десятками или девятью тысячами.

С заднего сиденья автомобиля появились две дочери Вандулакисов, затем их старший брат Андреас. Сельчане приветствовали гостей и выделили им столик, с которого было хорошо видно танцующих. Впрочем, Андреас недолго оставался на месте.

– Пойдем танцевать! – обратился он к сестрам и, схватив их за руки, затащил в круг, где они тут же смешались с остальными танцующими. На девушках были такие же традиционные критские костюмы, как и на женщинах деревни. Анна наблюдала за ними, а затем, дождавшись новой мелодии, встала, взяла подруг за руки и стала медленно двигаться по внутреннему кругу. Оказавшись напротив Андреаса, она посмотрела ему в глаза так же откровенно и смело, как менее чем час назад смотрела в глаза Антонису.

Вскоре танцы подошли к концу. Ягнятина уже дожарилась, ее нарезали толстыми ломтями и разложили по блюдам, которые передавались из рук в руки. Андреас вернулся за столик, где сидели родители, но его мысли были не здесь.

Ему было уже двадцать пять лет, и мать с отцом постоянно намекали, что ему давно пора жениться. Александроса и Элефтерию огорчало то, что молодой человек неизменно отвергает кандидатуры дочерей их друзей и знакомых. Одни казались ему слишком суровыми, другие – чересчур глупыми, третьи – попросту неинтересными, и хотя за любой из девушек дали бы очень приличное приданое, Андреаса это ничуть не интересовало.