Бронекатера Сталинграда. Волга в огне - Владимир Першанин

По-прежнему немцы удерживали господствующие высоты, в том числе Мамаев курган, центральную переправу и большой кусок берега южнее реки Царицы. Но обескровленная, разорванная по фронту 62-я армия продолжала оказывать отчаянное сопротивление, отбивая натиск врага.

В некоторых письмах, которые перехватила наша разведка, отмечалось уныние немецких солдат, усталость от тяжелых боев и больших потерь, тревожное ожидание зимы. Но общий моральный дух в армии Паулюса был высок, и это следует признать. Четко выполнялись приказы, снабжение солдат боеприпасами и продовольствием было обеспечено хорошо. В установленные сроки немцы получили зимнее обмундирование.

Враг был по-прежнему силен, и была вера в свое командование. Вспоминая зиму 1941–1942 года, когда под Москвой замерзали насмерть тысячи немецких солдат, 6-я армия Паулюса была уверена, что с ней этого не произойдет. А вот русским с приходом морозов придется туго. Волга, которая вскоре покроется льдом, окончательно отрежет 62-ю армию Чуйкова от баз снабжения. И это будет означать для них одно – неизбежную гибель.

С таким настроением, ожидая скорого конца затянувшейся битвы, посылали снаряды немецкие артиллеристы. Вылетали на штурмовку немецкие самолеты. Отлаженный механизм продолжал работать.

Но в характере боев появились изменения. Более активно стали действовать русские снайперы. Специальным приказом во второй половине октября было предписано иметь в каждой роте несколько снайперов. Вместе с другим вооружением корабли доставляли длинные ящики с новенькими снайперскими винтовками. Меткие выстрелы из развалин каждый день уносили десятки жизней немецких солдат и офицеров. Пулеметчики уже не рисковали высовываться из своих гнезд – за ними велась особая охота.

Штурмовые группы с наступлением темноты проникали в немецкий тыл. Бесшумно, ножами, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи, подвалы. Спасаясь от ночных гостей, немцы вешали на окна сетки, а наши бойцы (имелись такие случаи) кидали гранаты с проволочными крючками, которые разрывались в проемах, сносили сетки, а вслед летели новые гранаты или раздавались автоматные очереди.

Группы, во главе которых стояли бойцы, знавшие все ходы и выходы, исчезали так же бесшумно, как появлялись. В подвалах и блиндажах оставались лишь трупы немцев и ворочались, пытались выползти тяжелораненые. В городе, почти целиком занятом врагом, по ночам хозяйничали русские солдаты. А спасательные команды рисковали прийти на помощь недобитым камрадам лишь на рассвете. Ночью их могли перебить так же легко, как и обитателей блиндажей.

«Какие звери! Убивают из-за угла, в темноте», – переговаривались между собой немецкие офицеры. Солдаты молча вытаскивали трупы, перевязывали раненых. О каком милосердии можно говорить в городе, который разрушен ими, а под развалинами еще лежат тела погибших жителей Сталинграда?!

Одолеют ли русских – неизвестно. Но то, что война идет на уничтожение, это в армии Паулюса понимали уже ясно.

В небе все чаще завязывались воздушные бои. Старые И-16 («ишачки») сделали свое дело. На смену им пришли новые Як-1, «миги» и Ла-5, истребители, способные давать отпор «мессершмиттам» и «фокке-вульфам», догонять и сбивать немецкие бомбардировщики.

Подходил к концу октябрь. Что будет дальше?

В дивизионе бронекатеров произошли изменения. Командиром «Прибоя» был назначен боцман Ковальчук, а на его место поставили Валентина Нетребу. Новый командир, теперь уже мичман Егор Ковальчук, казалось, не слишком радовался внезапному повышению в должности. Передавая свое хозяйство Валентину, он невесело размышлял:

– Чему радоваться? Несчастливый корабль. Раз снарядом на две половинки едва не переломило. Второй раз на правом берегу, как в мышеловке, застрял, едва вырвался, а теперь вот Ивана Батаева похоронили. Гадай, что в следующий раз случится.

– Брось, Егор, – хлопал его по плечу Валентин. – Судьба. «Каспиец» вон в момент накрылся, а «Прибой» везучий. Ты спирт-то мне оставляешь?

– Оставляю, – со вздохом проговорил Ковальчук. – Вот литра три осталось, фляжку себе отолью, ну и с ребятами на прощание выпьем.

«Верный» стоял в ремонтной базе, вытащенный лебедкой на бревенчатый настил под маскировочную сеть. Десантная операция обошлась дивизиону дорого. Мало того что погибло, умерло от ран полтора десятка моряков, сгорел «Каспиец», но и два других катера спешно ремонтировались, получив различные повреждения.

На «Верном» сняли кормовую башню. Взрыв фугасного снаряда убил ее командира, Сергея Агапова. Оказывается, такую фамилию носил погибший близнец. В броне образовалась вмятина, проломило палубу, там возились сварщики.

В машинное отделение угодил 37-миллиметровый снаряд. Можно сказать, механикам повезло – оба остались живы. Но с десяток небольших осколков угодило в Донцова Тимофея. Остальные разлетелись по всему помещению, продырявив несколько труб и хорошенько тряхнув двигатель.

Механика Зотова спас кожух машины, отделался лишь контузией. А его помощник лежал в санбате. Осколки извлекли, но поднялась температура, и Тимоха, грамотный специалист, лежал с высокой температурой – раны дали воспаление.

Артиллериста Антона оставили на катере. Думали, за день-два оклемается, но у парня что-то перемкнуло в голове. Он ходил по катеру, без конца заглядывая в башню, искал погибшего друга и никак не мог найти.

– Где Серега? – спрашивал он у каждого.

– Скоро вернется, – отвечали одни.

Другие, не выдержав, объясняли:

– Погиб Сергей. Сходи, если хочешь на могилу, посиди, успокойся.

Валентин налил ему полкружки разбавленного спирта, хотел, чтобы Антон поспал. Но тот продолжал бродить, затем полез в орудийную башню и заявил, что будет ждать здесь Сергея. Ремонтники, которым он мешал, пытались его вытащить. Антон отчаянно упирался, кого-то ударил. Не смог успокоить его и санитар Максим Скворцов. Тогда Антона связали и отправили в санбат.

Пока стояли на ремонте, Костя почти каждый день встречался с Надей, ходил ее провожать. Вечера были уже холодные. Они нашли уютное место в сарае с сеном и целовались, накрывшись шинелью.

В один из вечеров дело зашло далеко. Одурев от поцелуев, Надя тяжело дышала и ахала. Костя неумело пытался ее раздеть. Расстегивал пуговицы, крючки, разглядел в темноте белый живот и стал торопливо снимать остальное. Уже потянул все вниз, ощупывая удивительно мягкие бедра, но девушка вдруг опомнилась, отскочила.

– Костя, милый. Нельзя… не надо, – лихорадочно повторяла она, приводя в порядок одежду.

– Почему? Ты меня не любишь?

– Нельзя… нельзя, – продолжала бормотать девушка. – В другой раз. Боюсь я…

– Другого раза может не быть! – выкрикивал распаленный парень. – Скоро опять переправа. В десанте сколько ребят побило. Кто знает, сколько мне жить осталось?

– Ну, правда, мне надо решиться, – сбивчиво, совсем по-детски объясняла Надя. – Вдруг я забеременею? Знаешь, как мама ругаться будет.