Фальшивый талисман. Зашифрованный счет - Ростислав Феодосьевич Самбук

— Да, не заметно, — согласился Карий.

— Все поле простреливается, мышь не спрячется. Даже если целый десант высадится, мы его встретим. С той стороны в овражке расположен взвод бойцов. Каждый четко знает свое задание. Думаю, осечки не будет.

— Кажется, все в порядке, — одобрил Карий. — Но почему всегда возникают непредвиденные обстоятельства? Сложная наша жизнь, майор.

— Не то слово, товарищ полковник.

— Как будете встречать их?

— Как и договорились.

— Нового ничего?

— Нет. Когда самолет остановится, к нему подойдут радист и Олексюк. Поздравят экипаж со счастливым прибытием. Разговаривая, постараются выяснить дальнейшие намерения диверсантов, а потом кто-нибудь из них включит фонарик. Это — условный сигнал нашей оперативной группе. Тогда и начнем их брать.

— Живыми, обязательно живыми!

— Такое задание дано. Группу захвата возглавит Толкунов.

— Ясно, майор. А какое настроение у Олексюка и радиста? Не подведут?

— Мы им все показали. И канаву, и прожектор, и блиндажи. Чтобы знали: у диверсантов нет ни одного шанса, в крайнем случае все лягут на этом поле. И они вместе с ними. Считаю, сделают все, чтобы облегчить свою судьбу.

— Посмотрим на блиндажи, — распорядился полковник.

Они прошли к первому блиндажу. Его нельзя разглядеть и в нескольких шагах: так хорошо был замаскирован. Тут был установлен крупнокалиберный пулемет, только он один мог скосить экипаж самолета и диверсантов в течение нескольких секунд, а таких пулеметов установили четыре.

Прощаясь, сказал Бобренку:

— Есть сообщения нашего человека из «Цеппелина». Немцы собираются забросить какого-то очень важного агента. Считаю, именно сегодня он и прилетит к вам. Акция запланирована Главным управлением имперской безопасности, она на контроле у самого Кальтенбруннера. И вот что, этого диверсанта принимал Скорцени, может, слыхал о таком? Он освободил Муссолини. Скорцени подарил этому типу талисман — брелок для ключей в виде бронзового чертика. Вы тут смотрите, если обнаружите у диверсанта такой брелок, берегите этого прохиндея, как самих себя. Ясно?

После захода солнца сразу посвежело. Поднялся восточный ветер, он принес рваные тучи, потом они стали гуще, но полностью так и не затянули небо.

Бобренок сидел на бревне возле блиндажа, рядом пристроился Толкунов, он все же поспал, и майор смотрел на него с завистью. Немного нервничал. Потом спустился в блиндаж, где под охраной двух солдат сидели Олексюк с радистом. Те, увидев майора, встали. Бобренок махнул им рукой, спросил:

— Ну как?

Олексюк понял его.

— Все, как договорились, гражданин майор! — Он подобострастно улыбнулся, и Бобренку почему-то стало противно — резко повернулся и вышел из блиндажа.

А по небу мчались тучи, и время уже приближалось к полуночи.

Стал накрапывать дождь, и майор надел ватник. Еще раз обошел вокруг поля: тишина и покой, только ухает сыч, обманутый этим спокойствием.

Затем Бобренок спустился в блиндаж, где сидел Толкунов. Они налили из термоса по чашке горячего чая. Пили, обжигая губы, молча и сосредоточенно. Стрелки часов уже приближались к двум.

Без пяти два майор отдал приказ зажечь костры, и они вспыхнули почти мгновенно, как-то зловеще освещая путь вражескому самолету.

Глава 22

«Арадо» стоял, готовый к вылету, с прогретыми моторами. Экипаж уже занял свои места, и только командир самолета остался возле трапа.

Ипполитова с Суловой провожали Краусс, Кранке и Валбицын. Наступили последние минуты — переминались с ноги на ногу и перебрасывались какими-то незначительными репликами. А от самолета пахло металлом и маслом, этот запах будоражил и тревожил, даже угнетал, поскольку свидетельствовал о неотвратимости того, что сейчас произойдет, отсутствии всякого выбора, четкой запрограммированности всей судьбы Ипполитова. Он даже немного растерялся, подумав об этом, но не выказал растерянности, только мимолетная тень промелькнула по лицу. К счастью, никто ничего не заметил, все были заняты собой, каждый думал о том, чтобы скорее уж взлетел самолет, чтобы закончить наконец нудные проводы и вернуться к своим будничным, незначительным, но важным для себя делам.

Наконец командир самолета подошел к Крауссу.

— Время, штурмбаннфюрер, — произнес он кратко.

Все с облегчением стали прощаться. Ипполитов пропустил вперед Сулову, легко поднявшись по трапу, задержался на миг, помахал рукой и исчез в самолете. Командир закрыл дверцы, заревели моторы, и «Арадо» стал выруливать на взлетную полосу.

Краусс повернулся и направился к «опель-адмиралу», сиротливо стоящему в стороне. Они с Кранке сели в машину, не попрощавшись с Валбицыным, который поплелся к своему «кадету», стоявшему значительно дальше.

Самолет набрал высоту и лег на курс. Моторы ревели спокойно. Ипполитов пристроился в кресле рядом с Суловой, хотел расслабиться, но нервное напряжение не спадало, ощущал даже, как дрожат кончики пальцев. Наконец немного успокоился, свободно вытянул ноги и закрыл глаза. В самолете пахло тем же горьковатым маслом, к нему примешивался еще какой-то запах. Ипполитов не мог понять, чем пахнет, это раздражало его. Он пошевелился в кресле и наконец сообразил, что пахнет косметикой. Повернулся к Суловой.

— Зачем надушилась? — спросил сердито.

— А-а… — махнула рукой беспечно. — На прощание… через час выветрится.

— Точно, выветрится, — согласился Ипполитов и немного успокоился. — Ты там… больше молчи. Молчи и слушай, в случае чего, я буду сам говорить. Если все-таки спросят, отвечай кратко — да или нет. Ты моя помощница, твое дело маленькое, поняла?

— Много на себя берешь, — засмеялась Сулова. — Я вывернусь и там, где ты «буль-буль»…

— Я тебе дам «буль-буль»… — погрозил пальцем Ипполитов и обиженно умолк.

Прошло около часа. В салон вышел бортрадист, сообщил, что подлетают к линии фронта, а до места посадки осталось всего минут сорок. Ипполитов пошевелился в кресле, скосил глаза на Сулову. Напрасно все же он накричал на нее: сидит спокойно, хоть бы что, словно ждет их приятная прогулка по примечательным местам Москвы и Подмосковья. Наверняка на нее можно положиться: знает, на что идет и что с ними будет в случае провала.

Неожиданно салон самолета залило ярким светом. Недалеко разорвался зенитный снаряд — самолет отбросило в сторону. Пилот начал набирать высоту, но оторваться от прожекторного луча не удавалось.

— Опустите жалюзи на окнах! — приказал бортрадист. — И без паники…

В самолете потемнело, разрывы зенитных снарядов, казалось, остались внизу, но вдруг «Арадо» вздрогнул. Ипполитов представил, что самолет сейчас развалится на части, испуганно вскочил с кресла, но сразу же упал в него, прижатый невидимой силой: пилот снова сменил курс, стараясь выйти из зоны обстрела. Это ему не удалось, вспыхнули еще два прожектора, «Арадо» взяли в клещи, и снаряды стали ложиться все ближе.

Однако самолет вел опытный пилот. Он снова резко изменил курс. Один снаряд разорвался совсем близко, осколки пробили фюзеляж, но «Арадо» все