Ратник. Демоны крови - Андрей Посняков

Опыт эпистемологии

Первое, что услыхал Михаил в ту же секунду — был треск падающих балок! Объятые пламенем, они свалились вниз, погребя под собой все основание флигеля, которого уже и не было, собственно — один лишь огненный, рвущийся к небу факел с черным хвостом дыма.

Чуть в стороне от пожарища стояло двое парней. Довольно молодые, лет по двадцати пяти, в старых засаленных пиджачках, как у дачников-пенсионеров, в кепочках, в каких-то непонятных, похожих на галифе, штанах, заправленных в яловые сапоги. Обычно так одеваются рыбаки-сельчане. Лица у обоих неприметные и чем-то похожие: одинаково круглые, с резкими веснушками. Белесые, коротко подстриженные волосы, чуть оттопыренные уши. Братья, что ли?

И у каждого в руке — револьвер! Именно револьвер, наган, что ли, из-за дальности было не очень-то хорошо видно. Парни внимательно посматривали на пожарище, многозначительно покачивая стволами. Впрочем, там уже нечего было и смотреть-то — все рухнуло, догорало. Наверное — и останки Миши с Олексой — именно так и должны были полагать эти двое.

Вот один оглянулся — Ратников поспешно юркнул в росшие возле дуба кусты, затаился… осторожненько выглянул. Второй братец — или просто похожий — засучив рукав пиджачка, взглянул на часы. Что-то сказал, кивая на догорающий флигель. Его напарник негромко засмеялся и произнес какую-то длинную фразу на непонятном языке. Это был точно не английский, и не немецкий, не французский, а… эстонский, что ли? Да, скорее всего так… Михаил зябко передернул плечом: интересно, с чего бы это решились пойти на двойное убийство эти горячие эстонские парни? Два трупешника… И что дальше? Ну, во-первых, трупешники обгорелые, никто и заморачиваться особо не будет — сами перепились да сгорели, что не так уж и редко бывает. Это — во-первых, ну а во-вторых… не собираются ли эти ребятки свалить к себе в Эстонию? Тарту — Дерпт — рядом. Старинный университетский центр, милый, красивый и уютный город — Миша как-то бывал там, приходилось. Свалить… А пограничники? Угу, угу… тот толстый взяточник капитан… Запросто свалят! Но зачем убийство? Какой в этом вообще смысл? Чем Миша с Олексой могли помешать хоть кому-то? Или… просто своим появлением здесь? Ох, нечистое дело!

Угли догорали, и дым уже стал меньше, стелясь по траве сиреневой дымкой. Парни переглянулись, перекинулись парой фраз и, сунув револьверы за пояса, быстро зашагали прочь, к берегу Ратников — само собою — следом. Пробирался осторожненько — как-никак, имелся кое-какой опыт. Это средневековые рыбачки-охотнички-крестьяне его бы враз просекли, но эти… Шли себе, ничем особо не заморачиваясь, словно с прогулки вернулись. Убийцы, мать их… И кто ж это такие? Зачем все? А может, их кто-то послал? Опять же — зачем? Зачем поджигать флигель с людьми? Странно. Более чем странно.

У причала парней ждала лодка, без мотора, с веслами. Поспешно докурив, оба выбросили сигареты в воду, уселись, погребли… Куда ж так быстро-то? Аккуратно раздвинув ветви, Ратников всмотрелся в бирюзовую озерную гладь…

Ну конечно! Кораблик. Выкрашенная шаровой краской самоходная баржа с гордым именем «Гермес». Именно это суденышко и появилось из-за мыса, замедлило ход… Именно к нему и погребли парни… Ясно! Сейчас рванут в Эстонию… Ну Узбек! Ну Коля… Ну набрал себе уголовников… впрочем, и сам — такой же. Ох, не зря Узбеков в поселке не любили. Не только потому, что пришлые.

Миша поискал свою лодочку — ту самую горелухинскую моторку, на которой сюда и приплыли с Олексой… нашел, вот она, стоит, как и была, с той стороны причала, покачивается на привязи.

Быстро прыгнув в лодку, Ратников заглянул в бензобак и приготовился уже завести двигатель… Подумав, привстал — посмотреть на баржу. «Гермес» уже удалялся… А те двое, в лодке, гребли к берегу! К этому берегу, к острову! Интересные дела… что же, их не взяли с собой? Зачем тогда плавали? Доложить? Странно…

Михаил все же счел за лучшее ретироваться, не играть в догонялки с парнями — а ну как пальнут? Судя по поджогу — запросто.

Снова спрятался в кустах, и смотрел, как молодые люди, привязав лодку, выбрались на берег. Постояли, посмотрели вслед удаляющемуся «Гермесу», закурили… Выбросив окурки, неспешно обошли причал, осмотрели моторку. Один что-то сказал, вытаскивая из-за пояса револьвер… Неужто выпалит? По мотору… в лодку… Черт! Жалко, что Горелухин-то потом скажет? Придется потом двигатель откупать.

Нет, выстрелить все же не решились, просто вылили из бака бензин… Сволочи! Ясно… Пограничники… или рыбаки, или туристы, обнаружив пожарище и обгоревшие трупы, найдут и моторку — сопоставят, что к чему: кто приплыл — тот и сгорел. По пьяному делу, понятно.

Видимо, парни так вот и рассудили. Снова, присев на причал, закурили, о чем-то заговорили, потом один посмотрел на часы… оба встали, зашагали к мызе, обошли со стороны флигеля, остановились, переглянулись… одновременно сунули руки в карманы… оп!!! Исчезли! Вот были только что — чуть слышный хлопок — и нету! Так вот что это за пареньки! Причастные… ясно — причастные, при делах, и сильно озабоченные тем, чтобы чужие в дела их носы не совали. Интересно, что у них за тема с «Гермесом»? С Николаем «Узбеком» Кумовкиным?

Все случившееся Ратникову очень сильно не нравилось, хотя, казалось бы — какое ему было дело до чужих проблем? Однако эти вот чужие проблемы почему-то почти всегда оборачивались против него самого.

Однако ж солнце уже катилось к вечеру — пора было и домой. Не тратя времени даром, Михаил уселся на весла и, поминая недобрым словом выливших горючее парней, погреб, стараясь держать курс на восток — к берегу, где надеялся раздобыть бензин. Добрался без приключений, правда, руки до мозолей стер, однако горючее раздобыл, а как же — выменял на пустую канистру.

— Лейте прямо в бак, парни!

Парни — рыбаки из местной артели — быстро перелили в бак моторки литров пять из своего катера, смеялись — эк, мол, тебя угораздило-то без горючки остаться — да все поглядывали на забавную одежонку Ратникова: порты да длинную домотканую рубаху — посконину. Хорошо хоть кольчугу по пути скинул, да меч… А вот парабеллум не повернулась душа выбросить, так в котомочке и лежал.

Мерно плескались волны. Моторка шла хорошо, ходко, видать, бензин у рыбаков оказался хорошим. Оранжевое с золотом солнце садилось, отражаясь в воде длинною сверкающей полосою. Мимо, метрах в ста, не обращая никакого внимания на Ратникова, пролетел пограничный катер, видать, решили-таки проверить, почему на дальнем островке дым? Сообщил кто-то.

Уже начинало темнеть, когда Миша, миновав узкий пролив, миновав узкий пролив, обогнул мысок, направляя лодку в залив реки Черной. Там же ее и поставил, где и была, притулил к причалу, замкнул цепь на замок, ключ же, как и уговаривались, отдал местному мужичку с соседнего хутора — горелухинскому приятелю. Там же, на хуторе, стоял и «уазик».

Хуторянин поначалу Ратникова не признал, все плескал удивленно глазами — что, мол, за космач-бородач?

— Что, оброс? — хохотнул Миша.

— Так вас вроде двое было…

— Было…