Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон

На следующее утро, в воскресенье, Тео повез ее на реку, где они взяли лодку и поплыли вверх по течению. Кругом раскинулись луга, в бледно-голубом осеннем небе парили птицы, а по берегам пламенеющие деревья роняли в воду желтые и красные листья.

Делия была сокрушена его мужественностью — расстегнутая рубашка с закатанными рукавами, руки с перекатывающимися мускулами, когда он играючи управлялся с веслами!

— Я греб за свой колледж, — усмехнулся он в ответ на похвалу за мастерство, — когда участвовал в состязаниях по гребле между Оксфордом и Кембриджем.

Фелисити, вероятно, отправилась с Тео в постель вместо Делии в первый же день их знакомства: Почему же ей самой потребовалось столько времени, чтобы, наконец, заняться с ним любовью? Рэдли усердно добивался ее расположения; по крайней мере, так оно выглядело. Ухаживал в старомодном духе, не считаясь с модными веяниями. Когда он впервые ее поцеловал — не легонько, а со страстью и смыслом, — Делия почувствовала ослепление, и слабость, и беспомощность. Но он не пошел дальше, ограничился поцелуем. В тот раз, во всяком случае.

Стало бы ей легче, если бы то была обычная несерьезная, ни к чему не обязывающая похоть, если бы за их отношениями не угадывалось никакой любви, по крайней мере с его стороны? Испытывал ли он к ней что-то большее, чем самые умеренные чувства?

Он прекрасно отдавал себе отчет, что делает, решила Делия. Тео играл на ней как на скрипке. Так что, когда они, наконец, отправились в постель, Воэн так его жаждала, что отбросила бы к чертям всякую сдержанность и сама сорвала с него одежду, если бы он ее не опередил. Стоя перед ней обнаженным, расстегивал ее платье, держась на расстоянии вытянутой руки, чтобы она могла так же восхищаться им, как он — ею.

И, что характерно для Тео, никаких кувырканий на полу, никакого поспешного соития на подвернувшейся рядом софе. Нет, он все специально организовал, выкроил время для выходных в «Ритце», где зарезервировал номер для мистера и миссис Сэндерсон, и спокойно поставил свою подпись, под высокомерным взглядом скучающего портье. Громадная кровать, простыни такого качества, на каких она никогда не спала, потому что в Солтфорд-Холле отдавали предпочтение прочному хлопку и неприветливому льну. И наконец — благословенное ощущение, что они с Тео единое целое.

Так она и думала, пока из своей поездки в Америку не вернулась Фелисити.

— Bay! — воскликнула та, наткнувшись однажды на Рэдли и Делию вечером в кино. И когда Рэдли на минуту отлучился, понизив голос, прошептала сестре на ухо: — Секс на марше! Да ты удивляешь меня, Делия! Вот уж не думала, что в тебе есть это. И каков он в постели?

Вроде бы несерьезные, спонтанно вырвавшиеся слова, пустой треп, но ей следовало бы сообразить, что именно тогда Фелисити положила глаз на Тео. А он? Был ли Тео очарован сестрой — блестящей, смеющейся, искушенной — еще в тот первый раз, как ее увидел?

— Ну и девушка твоя сестра, — обронил он.

Мысли спугнул голос Джессики, и ее слова вернули Делию к действительности, в Италию. Туда, где не было воспоминаний о Тео. Кроме тех разве, что она возила с собой.

— Вот интересно, у Марджори когда-нибудь был любовник?

— Кого это волнует? — раздраженно отреагировала Воэн.

— Она не производит впечатления эмоционального человека. Разве что речь зайдет о высших классах, которые явно раздражают ее до чертиков.

— Что-то ее терзает, я в этом уверена. Только, осмелюсь предположить, мы никогда об этом не узнаем. Да и вообще не узнаем о ней ничего существенного. Она очень скрытная.

— Скрытные люди, по моему опыту, ничего интересного собой не представляют. У них настолько бесцветная жизнь, что никому попросту нет до нее никакого дела.

Люциус, однако, за пару часов узнал о Марджори больше, чем остальные за все то время, что провели с ней. Свифт повела его на экскурсию по дому, роняя время от времени замечания о стиле и меблировке, пренебрежительные по большей части.

— Все эти комнаты, вся меблировка, весь комфорт были предназначены не для большой семьи. Насколько я могла понять, Беатриче Маласпина жила здесь одна.

— Интересно, что это за тип? — спросил американец, останавливаясь возле портрета длинноносого кардинала. — Как по-вашему, он имеет какое-то отношение к этому дому?

— Я думаю, он его построил. Все эти итальянские церковники были крупными землевладельцами и богатыми, как Крез. Ничего в них не было похожего на заповедь о «кротких», которые «наследуют землю». Лицемеры до мозга костей, как многие мужчины.

— Может, вы и правы. Кстати, не вилла ли там изображена, за ним, на дальнем плане?

— Все эти фонтаны, — продолжала Марджори, обращаясь больше к самой себе, чем к Люциусу. — Должно быть, эта роскошь потребовала целую армию рабочих. Труд всегда стоил дешево в этих краях, прошу обратить внимание.

— То есть вы рассматриваете Беатриче Маласпину как богатую старуху, чьи деньги и имение следовало бы передать в руки чернорабочих и других тружеников? Вы коммунистка?

— Нет, но я голосую за лейбористов, которые — на тот случай если вы не знаете — являются социалистической партией в Англии. И я не могу сказать ничего дурного лично о Беатриче Маласпине. Непорядочно поносить людей, которых не знаешь. К тому же ее присутствие ощущается здесь повсюду — она женщина с сильной индивидуальностью. Мне это нравится, но вовсе не означает, что справедливо, когда один человек так богат, когда многие так бедны.

Люциус, горячая голова, проворно открывал дверь за дверью, окидывал комнату быстрым взглядом, одобрительно задерживаясь при этом на хорошей картине, высококачественной бронзе, неожиданной потолочной росписи.

— Женщина большого вкуса и современно мыслящая при этом. Интересно. Я так понял, — продолжал он после беглого инспектирования последней из спален, — что вы не любите мужчин.

При этих словах Марджори остановилась как вкопанная. С чего он пришел к такому выводу?

— У меня много друзей-мужчин.

— В самом деле? — Уайлд не стал развивать тему, а вместо этого стал спускаться по лестнице в сад, перепрыгивая через две ступени зараз. — Какой дух запустения! — воскликнул он. — Неизбежно после войны, но все же нехорошо. Эти фонтаны… Здесь мы имеем образчик ренессансного сада — цветник с дорожками… хотя живая изгородь прискорбно разрослась без ухода.

— Меня не интересуют декоративные сады, — буркнула Марджори. Что не было стопроцентной правдой, ибо зелень во всех ее формах обладала даром благотворного воздействия на ее душу. — Эта живая изгородь слишком статична. Нет ощущения роста и развития.

— Однако есть ощущение ритма и цвета, и потом у нее такой замысловатый рисунок. Такой тип сада очень приятен для глаз. А этот хоть и невелик по размеру, но очень характерен.

— Там, выше, дикая часть сада. Лесок или рощица. Тоже характерный атрибут.

— О, значит, вы все-таки кое-что понимаете в итальянских садах.