Возвращение в Тооредаан - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы встали задолго до рассвета, при мерцающем свете масляных фонарей навьючили верблюдов и оседлали лошадей, и распрощались с убогим, но запомнившимся мне на всю оставшуюся жизнь чудным городом Лоориигом. И начались мои будни в качестве охранника каравана.
Первые три недели прошли фактически без происшествий. Так, по мелочам. То верблюд захромает, то упряжь придёт в негодность. То кто-нибудь «свернёт не туда» и потеряется, а через пару часов волнительного сидения в обороне и поисков пропавшего он будет найден разделывающим тушу косули, «случайно подвернувшуюся под его выстрел». И потом придётся пол-ночи слушать вопли оу Моовига на нашего Мыша. А вторую половину — Мыша на нас. Потому как развлечься решил один раздолбай, а уродами, сволочами и кретинами стали мы все… Ну да это дело привычное, законы управления воинским коллективом во всех мирах имеют что-то общее — штатским их не понять!
Заходили ещё в пару городков под стать Лооригу, но останавливались там только на ночлег, ибо впереди, по словам моих новых друзей, у них ещё лежали чуть ли не полторы тысячи вёрст пути по равнинам, горам и пустыням, так что времени рассиживаться не было.
За эти дни я вроде как втянулся в службу и вписался в коллектив. Мужики тут, в основной своей массе, довольно коммуникабельны, сдержанны и дружелюбны… Со своими. Оно и понятно, караван — та же подводная лодка. Люди в нём неделями оторваны от всего мира и зависят только друг от друга. И если в их ряду умудрится затесаться гнида, подрывающая моральный дух коллектива склоками, наездами или дурацкими шуточками, от неё стараются избавиться как можно быстрее. Ну да мне к подобной обстановке не привыкать. Тут принцип один — не светись без надобности перед начальством, не перекладывай свою работу на других, не считай, кто сколько сделал, съел, или поспал. Не обижайся на добрую шутку, но и не спускай обид, и народ тебя примет. Меня вот приняли.
Наша четвёрка по-прежнему ехала в авангарде, ведя дальнюю разведку, только теперь разъехавшись веером впереди каравана, а не столпившись вокруг меня. Видно, начали доверять. Несколько раз мы поднимали ложную тревогу, заметив в траве прячущееся животное, корягу или камень странного цвета или формы. Но нас за это не ругали и даже не вышучивали, что ясно дало мне понять, что к охране собственной жизни и имущества народ тут относился серьёзно. А значит, и опасности нам угрожают нешуточные, и надо быть всё время настороже. Так что, очередной раз заметив за растущим вдоль ручья кустарником что-то странное, я привычно поднял одну руку, а другой указал направление. Убедился, что мой сигнал заметили и продублировали, и начал приближаться к опасному месту, на ощупь вставляя разожжённый фитиль в губки мушкета и подсыпая порох на полку. Я был сосредоточен, но довольно спокоен, так как думал, что это всего-лишь очередная ложная цель. И вдруг из-за кустов вырвался сноп огня и дыма, сопровождаемый грохотом. Стреляли не в меня. Впрочем, всё равно не попали. Риишь Олень, которому и предназначалась пуля, потом, сразу после боя, рассказывал, что даже не слышал её свиста. Правда, позже он начал менять показания, и ко времени прихода в ближайший городок пуля уже летела ему прямо в сердце и «кабы я не увернулся…», непременно сразила бы насмерть. А значит, если не компенсацию за ранение, то уж выпивку-то Мыш точно должен ему поставить. Ну да это всё было уже потом. А сейчас, сразу после выстрела, из кустов выскочил какой-то мужичок в грязном пыльном басмаческом халате, жестом фокусника выковырял откуда-то из травы очередную мелкую мохнатую лошадёнку, вскочил на неё и припустил в сторону горизонта. Я было вскинул свой грозный карамультук, лелея помыслы покарать негодяя, но вовремя остановился. У меня же не калаш и не СВДешка, из них бы я злодея на раз достал. А с моей стрелятельной агрегатой палить дальше, чем на тридцать метров — только зазря порох переводить… И очень умно сделал, как оказалось, ибо откуда-то справа из травы выскочил ещё один басмач и разрядил свой мушкет уже в мою сторону. Я успел пригнуться поближе к лошадиной холке, что, впрочем, было делом бессмысленным. Стрельба на более-менее дальнюю дистанцию из такого оружия — это чистой воды лотерея. Так что, пригнувшись или даже отпрыгнув, ты наоборот можешь влезть под отклонившуюся в сторону пулю. Это объясняет древнее выражение «не кланяться пулям». Действительно, коли уворачиваться всё равно бессмысленно, то уж лучше просто стоять и делать своё дело, невзирая на опасности. Успеешь больше раз выстрелить и может быть, выживешь.
Впрочем, тут я на месте стоять не стал. А вдарил Троцкому пятками по рёбрам, направив его в сторону супостата. И пока враг, стоя в облаке дыма, перезаряжал свою ручную артиллерию, мы успели подъехать к нему метров на пятнадцать, и тут уж я, предварительно дав по тормозам, всадил карамультукское ядрышко в грудь злыдню, уже вскидывающему мушкет к плечу. Тут уж промахнуться было сложно. Супостат пал!
Ну а я поспешно покинул седло, ибо во-первых, светиться в качестве мишени мне совсем даже не хотелось, а во-вторых, перезарядить карамультук можно было только стоя на земле. И вот, стою я, прикрывшись тушкой коняшки и, судорожно выискивая откуда-то из-за его задницы шныряющих в траве супостатов, мысленно шепчу себе последовательность команд, пытаясь правильно перезарядить оружие. Да, блин, война во времена мушкета и шпаги — это для людей с очень крепкими нервами!
Наконец, карамультук перезаряжен. Лезть снова в седло? Ищите дурака! Изображать из себя мишень для прячущихся в засаде стрелков — не этому меня мама учила. А учила она меня думать. Итак, караванная тропа, место нахоженное. Где пойдёт караван, понятно. Так что, если бы я решился на гоп-стоп, то скорее всего, занял бы позицию где-то… На секунду прикрыл глаза, вспоминая пейзаж, виденный мной совсем недавно со спины Троцкого. Угу… Узкая полоска другого цвета — скорее всего, какая-то балка или высохшее русло ручья, тянущееся слева параллельно тропе, прижимая её к