Избранница древнего - Морвейн Ветер

Первые дни за окнами лили дожди. Ивон сидела в гостиной особняка, кутаясь в плюшевый плед, а Тару читал ей книгу и гладил по голове – Ивон здорово досталось в ту роковую ночь, так что я вообще была немного удивлена, что она могла передвигаться по дому. Подробности их разговора с Даном она излагать не стала, сказала мне лишь одно: Дан был недоволен. Это я поняла и сама. Но сколько бы не спрашивала я, что именно между ними произошло, вампирша упрямо молчала.

Ивон сидела дома, а я гуляла. Будто инстинктивно хотела надышаться в последний раз, попрощаться с дневным светом, пусть и настолько тусклым.

По ночам я почти не спала, заставляя себя привыкнуть к новому режиму. Да и не хотелось спать. Голова вечно болела от мыслей о Дане. То и дело я пускала в ход магию, чтобы взглянуть на него. Дан ушёл куда-то на север. Я видела трактиры, дороги, незнакомых людей и бессмысленные разговоры, которые не имели для меня значения. Однако чем дольше шло время, тем слабее становилась наша связь, а видения короче и туманнее. Однажды ночью я поняла, что больше не могу увидеть его, как ни стараюсь. Я промучилась до самого утра, а потом весь день просидела в гостиной, подтянув колени к груди и пытаясь смириться с мыслью, что больше его не увижу. Гулять мне уже не хотелось, тем более что наступила зима. Погода стояла солнечная, и нам приходилось задёргивать многослойные шторы ещё до рассвета, чтобы отражённый от сугробов свет не попал на наши тела. Именно так я впервые обожглась и ощутила с абсолютной ясностью: я – мертвец. Порождение тьмы. Через сутки после того, как я потеряла связь с Даном, мы с Ивон поговорили второй раз за всё прошедшее время. Обычно мы здоровались и расходились по своим комнатам. Единственный наш разговор произошёл сразу после ухода Дана, и вот теперь мы говорили опять.

– Ты больше не миньон, – сказала Ивон.

– Я заметила, – буркнула я. Ощущение безысходности сменилось злостью, и мне не переставая хотелось крушить всё вокруг.

– Это значит, что твоя сила отлична от той, что была раньше. И ты должна научиться обращаться с ней. А ещё, чтобы обрести силу, ты должна есть.

Я посмотрела на неё невидящими глазами.

– До сих пор я обходилась без этого.

Взгляд Ивон стал насмешливым.

– Конечно. Надо думать, ты не заметила этот очаровательный привкус в вине и томатном супе?

Я опустила голову и уставилась на ковёр. В самом деле. Было бы глупо полагать, что я могу не есть даже дольше, чем Дан. А Ивон подстроила всё на удивление изящно.

– И что ты хочешь?

– Я – ничего. Запомни это раз и навсегда. Я буду обучать тебя, но это нужно не мне. Это… этика. Ни один сир не может выпустить в мир необученное дитя. Если мы начнём нарушать этот закон, то Империя погрязнет в дикости. Но я обязана лишь разъяснить тебе основы. Научить выживать и соблюдать законы. Буду ли я делать что-то ещё, зависит только от того, как будешь себя вести ты сама.

– Сир, – выплюнула я, поднимая на неё глаза. – Что-то ты не слишком вспоминала о своих обязанностях в прошедшие полгода.

– Не смей предъявлять мне претензии. Это второе, что ты должна запомнить. Сир прав в любом случае.

Я откинула голову на спинку дивана. Всё как у нас… или, вернее, у них. Я будто бы снова оказалась в доме отца и снова не имела права говорить без его дозволения.

– Только потому, что ты пока вызываешь у меня симпатию, – продолжила Ивон тем временем, – я буду считать твои слова вопросом и отвечу на этот вопрос. Я не трогала тебя, потому что в этом не было смысла. Около трети детей отказывается есть после обращения. Половина жалеет о том выборе, который они сделали – даже если обращение проводилось с их согласия.

– Бывает и без согласия? – спросила я равнодушно.

– Конечно. Но это неважно. После смерти мы начинаем новую жизнь. Как не имеет значения, хотели ли мы рождаться в первый раз, так не имеет значения и то, как мы родились заново. Даже те, кто был обращён насильно или случайно, в итоге часто находят преимущества в своём положении. Всё решает время.

– Всё решает время, – повторила я, выпрямляя спину и глядя теперь на Ивон. – А ты знаешь, что эльфы не умеют забывать?

– Полагаю, об этом тебе следовало подумать, пока ты ещё была эльфом.

Ответить мне было нечего. Глупость, которую я совершила, я сделала по своей воле. Полагаю, если бы мне отказала и Ивон, я стала бы приставать к Тару или ещё к кому-то и рано или поздно добилась своего. Так стоит ли возлагать свою вину на других?

– Хорошо, – сказала я. – Я готова.

Так началось моё обучение. Вопреки угрозам, Ивон оказалась мягкой и заботливой наставницей. Иногда даже слишком заботливой, но и этого следовало ожидать. Впрочем, в отличие от Илмара, она никогда не настаивала и никогда не переходила границ.

Первые кормёжки дались мне нелегко, и мне всё же пришлось прибегнуть к помощи Ивон. Однако поняв, что я не собираюсь идти на ответные услуги, Ивон сначала переложила обязанности по моему кормлению на Тару, а затем стала нанимать мне мальчиков в ближайшем борделе. Дело застопорилось на какое-то время, потому что если я ещё могла подпустить к себе двух знакомых вампиров, каждый день отиравшихся вокруг, а иногда даже помогавших мне переодеваться, то чужие человеческие мальчики в постели вызывали откровенное отвращение, и передать им что-либо я не могла просто физически. Однако через некоторое время мы решили проблему к обоюдному согласию – и к выгоде для Ивонова кошелька.

Шёл уже десятый год нашего странного сожительства с Ивон. Я многому научилась и заметно успокоилась, хотя образ Данага то и дело возвращался в мои мысли. Я попросила Ивон выделить мне другую спальню, потому что чёртова картина, висевшая над нашей с ним постелью, каждый раз напоминала мне о нашей последней встрече. Я чувствовала себя глупой девочкой, стоявшей на коленях у ног Властелина и приносившей ему свои бесполезные дары. Злость то и дело сменялась обидой, обида чувством вины, а вина – снова злостью. И, переехав в другой флигель, я всё так же приходила смотреть на картину, а уходя пыталась увидеть, что делает Дан теперь.

Впрочем, в остальном жизнь входила в какое-то ещё странное для меня, но вполне естественное для Ивон русло. Мы много времени проводили вместе, хотя всё ещё цапались по пустякам. Она не прибегала к своим возможностям сира, а я старалась вовремя закрывать рот. И вот, когда одинадцатая осень начала отсчёт своих дождливых дней в нашей размеренной жизни произошли изменения, неожиданные для нас обеих.

С наступлением вечера мы, как обычно, отправились на постоялый двор в одной из деревушек Империи. Места мы всегда выбирали разные, потому что обе любили свободу и не любили каждую ночь наблюдать одни и те же кислые лица. Заведения бывали дорогими, а бывали совсем простенькими, потому что обе мы знали, что и в дерьме можно найти бриллиант. Как ни странно, в определённых вещах мы с Ивон оказались вполне схожи.

– Ничего не вижу, – пожаловалась Ивон, обводя взглядом потёртые столы и недорогие гобелены на стенах.