Эта война еще не кончилась - Борис Бабкин

– Что-то нас не выпускают, – пробормотал Николай.

– Значит, вполне возможно, хлопнут, – спокойно отозвался прапорщик.

– Что? – посмотрел на него сержант.

– А то, что слышал, – так же равнодушно проговорил Сергей. – Может, наши уже вот-вот появятся. Духи нас расстреляют. Или люк откроют, гранату швырнут – и привет. Потом будут по пальцам наши личности устанавливать. И хрен установят. С той войны еще сколько мертвяков в моргах лежит.

– Ну! – помотал головой Николай. – Как это гранату?

– А ты вроде жить захотел! – насмешливо отметил прапорщик. – То, значится, ну ее на хрен, такую жизнь. А теперь и подыхать не хочешь. А гадать – занятие скучное. Что будет, то и будет. Я сначала тоже постоянно чего-то ждал. Того, что освободят. Того, что убьют. А теперь устал от постоянного ожидания. Одного хочу – если сдохнуть, так прежде горло хоть одному духу перегрызть. Я раньше ко всем этим, с Кавказа, спокойно относился. Сам пару раз бывал в Азербайджане. А сейчас я их видеть не могу. Никого, потому что для меня любой кавказец чеченцем будет. Тем, кто тебя и меня бил. Суки! – Он скрипнул зубами.

– Пожрите, собаки, – услышали сидевшие на потертом ковре парни.

В яму бросили какой-то сверток. Люк закрылся.

Юрий, протянув руку, нашел сверток. Развязал и достал два куска хлеба из муки грубого помола и воду в завязанном полиэтиленовом пакете.

– Сашка, – протянул он один кусок другу, – поешь.

– Да иди ты! – огрызнутся тот. – Мне не привыкать. А у этих гнид я ничего не возьму. Лучше сдохну…

– Сдохнуть здесь запросто, – откусив от своего куска, сказал Юрий. – Но лучше вернуться, а потом…

– Ты вернешься, – зло проговорил Александр. – У тебя батя кинет этим гадам зеленью тысяч двадцать и даже не почувствует, что у него что-то пропало! – Он вздохнул.

– Вот поэтому в России жить хорошо никогда и не будут, – грустно заметил Юрий. – Потому что зависть и зависть. Но отец смог заработать эти деньги. И если действительно попросят двадцать…

– Закрой пасть, – недовольно буркнул Александр. Подняв палец, помотал головой. Отрубленный конец все сильнее постукивал горячей, дергающей болью.

– Тебе поменять повязку надо бы. – Юрий увидел, как он рассматривает, морщась от боли, засохшую от крови тряпочку.

– Как снять-то? – выдохнул Александр. – Хрен дотронешься! Все внутри обрывается.

– Мочой, – посоветовал Юрий. – Моча, говорят, обеззараживает. Меня бабушка учила. Я, когда маленький был…

– Может, водой? – взглянул на мешочек с водой Александр.

– Она холодная. Если хочешь – попробуй.

– Конечно! – зло буркнул Александр. – И тебя не спрошу.

Встав, подошел к месту, где они оправлялись. Расстегнул ширинку. Юрий услышал его вскрик.

– Ты чего? – поднимаясь, спросил он.

– Как кипятком обдало, – промычал Александр.

Он сел на нары и попробовал снять повязку. Вскрикнув, потерял сознание.

Юрий успел подхватить его. Сашка почти сразу очнулся.

– Не могу, – простонал он. – Попробуй ты… – Он поднял руку.

Юрий взялся за конец мокрой повязки и вдруг сильно дернул ее.

Коротко ахнув, Саша снова потерял сознание.

Юрий, уложив его, заорал:

– Эй! Дайте бинт и перекись водорода! У него обморок…

– Чего орешь, гяур? – недовольно спросили сверху.

– Палец у приятеля отрублен, – громко сказал Юрий. – За меня скоро выкуп дадут, а потом и за него. А он умереть может. Гангрена…

– Мы скоро вам обоим башка рубать станем, – зло перебил его чеченец.

– Ты чего, дух? – протяжно промычал Александр. – Чуть не угробил…

– Повязки от раны отрывать надо, – подсаживаясь, сказал Юрий, – вместе с гноем. Сейчас бы перекиси водорода…

– Откуда ты знаешь, что и как отрывать надо?

– Я на курсы по оказанию первой помощи при ранениях ходил. Для себя. Солдат должен уметь все. Я же после армии хотел в училище поступить, в Рязанское, – вздохнул он. – Сразу бы, конечно, не то было. Мать вообще не хотела. Но я понял, что бизнесом, как отец, заниматься не могу. Нет у меня этой коммерческой хватки. Жить на папины деньги тоже не смог бы. Вот и решил в армию идти. Мать плакала, умоляла. А отец сказал: «Хочет – пусть идет». Вот и пошел, – он горько улыбнулся, – и на войне побывал.

– А теперь как, – хрипло спросил Александр, – не передумал?

– Теперь тем более, – глухо отозвался Юрий. – Потому что вырастут дети Басаевых и Масхадовых. Племянники и внуки Дудаева. И лет через пять – десять все по новой начнется. Вот я и хочу с них тогда за все получить.

– Что дальше делать, доктор Айболит? – вымученно спросил Александр.

– У нас две сигареты есть, – вспомнил Юрий. – Пеплом присыплем и завяжем чем-нибудь более-менее чистым.

– Короче, так, – укладываясь на траву, сказал Бабич. – Пару часов спим. Потом встаем – и по бережку.

Достав из ранца телевизор, он настроил его и накрыл сеном. Изображения видно не было, но все слышали, о чем говорит диктор.

– Ты бы лучше радио взял, – сказал Илья.

– По телевидению более полная информация.

Все они придвинулись и стали слушать голос.

– С террористами будем кончать, – уверенно заявил голос Путина. – Везде, где сможем, будем их бить. В туалете поймаем, мы их, извините, – его голос на мгновение дрогнул улыбкой, – и в сортире замочим.

– Клево! – одобрительно прогудел Илья.

– Тсс, – остановил его Денис.

Премьер Путин публично заявил, что мочить террористов будем даже в сортире. Но попробуй достать до нужника Басаева или Хаттаба… Конечно, для уничтожения штаба или полевого лагеря бандитов хватило бы одного из тридцати стоявших на боевом дежурстве в поселке Татищево Саратовской области ракетных комплексов РС-12М. «Тополь-М» способен доставить боеголовку весом в 1,2 тонны на расстояние свыше 10 тысяч километров. Но это слишком дорого, а потому нецелесообразно (так говорят специалисты-ракетчики). Специалисты из ГРУ утверждают, что недавно мы вышли на второе место в мире по созданию средств наблюдения и электронно-оптических преобразователей. Разведчики с ними могут работать в любых погодных условиях. Такие приборы, как «Кредо-1М» и «Фара-1», способны обнаружить человека на расстоянии от двух до восьми километров. А боевую технику – от 4,5 до 20 километров. Все передовое в науке обычно идет на защиту родины, для армии. Но эта война показывает, что у нас не так.

* * *

– Да, – проворчал Илья, – того и гляди в реку нырнешь, а высоковато, это называется – бережком вдоль реченьки.

– Дальше спустимся к реке, – отозвалась Малика.