Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так сделай это.
— Но это влетит тебе в круглую сумму.
— Какую именно?
— Примерно на лишние десять тыщонок потянет.
Все равно сделай, думает Джек. Ведь я могу потерять миллион по иску в ненадежности. Тогда утешусь хоть тем, что десять тысяч ушло на науку.
— Делай, — говорит Джек.
— Вот за что я всегда любил тебя, Джек.
— Сделай по-старому, — говорит Джек. — А потом сделай по-новому. Делай, пока не будешь доволен результатом. Делай.
Что бы там ни вышло из всего этого.
Летти присутствует на очередном четверговом сборище общества анонимных алкоголиков Южного побережья; сборища эти известны среди трезвенников как «Леди (ранее алкоголички) обедают».
К такого рода сборищам Летти не привыкла. Это не то что собираться вечером в подвале какой-нибудь церквушки и за несвежим кофе и поломанным печеньем вспоминать, как просадили квартирную ренту на пиво или бурбон.
Здесь все проводится прилюдно, в открытую, при ярком свете дня на набережной, куда и стекаются дамы, чтобы поделиться опытом, набраться выдержки и укрепиться в надеждах, что проделывала в числе прочих и Пам, почему Летти сейчас и находится здесь.
И думает, как же роскошно они выглядят, эти дамы, вовсе не похожие на кучкующихся пропойц. Если и были их лица когда-то, в грешные их денечки, опухшими и одутловатыми, а тела — расплывшимися, то все это в прошлом благодаря специальным упражнениям на беговых дорожках и велотренажерах. Сейчас кожа их светится здоровьем, глаза сияют, как звезды, волосы сверкают чистотой, и все в них — приглашение к сексу. Если б общество анонимных алкоголиков нуждалось в рекламе, ее следовало бы снимать здесь, на этих четверговых сборищах на Южном побережье.
Даже женщины, не питающие пристрастия к алкоголю, потянулись бы к бутылке, только чтобы потом иметь возможность собираться здесь и выглядеть так, как эти дамы.
Вот что может сделать программа «двенадцать шагов к трезвости» вкупе с парой-другой сотен тысяч долларов, думает Летти.
Но так или иначе, она здесь, где дамы пьют не какой-нибудь там несвежий кофе, а потягивают из чистейших пластиковых стаканчиков «фрапуччино» (декофеинизированный, с обезжиренным молоком). Затесались тут и несколько мужчин, по виду не работяг от девяти до пяти, а торговцев недвижимостью, либо страховщиков, либо других бизнесменов — словом, людей с положением, таких, которые могут позволить себе потратить рабочий день на то, чтобы поделиться опытом, набраться выдержки и укрепиться в надеждах, а если повезет, если улыбнется фортуна и сработает тщательный план, завернуть с кем-нибудь из присутствующих дам в находящийся всего в пяти минутах ходьбы по солнцепеку «Воскресный отель». Ведь на собраниях общества случается столько приятных встреч, что собрания эти впору переименовать в «Леди (ранее алкоголички) обедают, а джентльмены пожирают их глазами», думает Летти.
Ну, хватит сучиться, говорит она себе. Они же не виноваты, что денег у них прорва, не в пример тебе.
Что они так великолепно выглядят, опять же, не в пример тебе.
Переступи через это.
И переступи через Джека Уэйда. Двенадцать лет — чересчур долгий срок для того, чтобы высоко вздымать факел любви. Рука устанет. За двенадцать лет этот сукин сын даже не позвонил ни разу. Ни разу не позвонить! И ты бы в жизни с ним не встретилась, если б тебе не потребовалась его помощь и ты как последняя сука не решила его использовать.
Но, если по правде, факел любви она все-таки вздымала все эти двенадцать лет. Дружки у нее были, но ничего серьезного так и не случилось, потому что в тайниках ее сознания — нет, скорее души — все еще маячил образ того, с кем она рассталась.
Джек.
Беспутный Джек, который пропал, унеся с собой ее душу.
И вот теперь дело идет к сорока, а у тебя нет ни мужа, ни детей, ни иной жизни, чем разбираться с преступниками.
И не дамы в том виноваты.
Виновата ты сама.
Так что хватит, детка, переступи.
И она сидит и слушает — сначала вступительное слово, потом чью-то речь — обычная пустопорожняя болтовня: выпиваешь — значит, ты пьяница, что там ни говори, а если ты пьяница, то рано или поздно все кончится для тебя очень плохо. В перерыве она перекидывается словечком с какими-то двумя дамами, а когда собрание возобновляется и председатель спрашивает, кто хочет выступить, Летти, переждав несколько рассказов и сообщений о том, как у них идут дела, поднимает руку.
Меня зовут Летти. Привет, Летти, и всякое такое…
— Я пришла сюда, — говорит она, — чтобы спросить, не знал ли кто из вас мою сестру Пам. Три ночи назад она погибла, и есть мнение, что в пьяном виде. Ростом она была примерно пять футов восемь дюймов, черноволосая, глаза голубые с лиловым оттенком. Мне известно, что она посещала ваши собрания, а где еще она бывала — не знаю. Надеюсь, вы сможете мне помочь.
Посреди возгласов «О господи!», «Пам… подумать только!» и нескольких всхлипов поднимаются пять-шесть рук.
Кажется, ей смогут помочь.
— Пам в тот вечер была трезвой, — говорит Летти.
Она и Джек сидят за выносным столиком «У Пирета» возле главного входа в отель «Саут-Кост-Плаза».
— Она была на собрании в тот вечер, — продолжает Летти между глотками чая со льдом. Она поднимает стакан, и горячий сухой ветер с Санта-Аны подхватывает и уносит бумажную салфетку. — Там она была трезвая. Разошлись в девять тридцать, она пошла выпить кофе. В компании восьми женщин. И тогда она была трезвая.
— Это еще не значит, — возражает Джек, — что она была трезвой в четыре часа ночи.
Джек пьет кока-колу. Услужливому персоналу кафе Пирета пришлось долго и упорно искать бутылку прохладительного без надписи «Диетическая» на этикетке. Но все-таки такую бутылку они нашли.
— Она призналась своим приятельницам из «Анонимных алкоголиков», — говорит Летти, — что боится. Боится, что Ники убьет ее. Они советовали ей обратиться в полицию. Уговаривали пожить у них. Она сказала, что это только оттянет событие.
— Получается, что она вернулась домой, — говорит Джек, — а страх и беспокойство заставили ее вспомнить о бутылке.
— После того как ушел Ники, она больше не держала в доме спиртного.
— Она купила бутылку водки по дороге.
— Я посетила все винные лавочки на ее пути домой, — говорит Летти. — И говорила там со всеми, кто стоял за прилавком в тот вечер. Никто ее не вспомнил.
— Ты хорошо потрудилась.
— Было ради чего.
— Об этом забудь, — говорит Джек.
— О чем это забыть? — спрашивает она.