Скандинавские боги - Нил Гейман

– Да, я видел, как медведи хватают лососей в прыжке, – сказал Тор. – Я сильнее и быстрее любого медведя. Я его удержу.

И боги поволокли сеть вверх по течению, к водопаду, где прыгал огромный серебристый лосось.

Локи продолжал строить планы.

Глядя, как приближается сеть, он понял, что надо сделать. Нужно перескочить через нее, как в прошлый раз, и уходить в море. Он напрягся, как взведенная пружина, и прыгнул.

Но Тор оказался проворнее. Заметив, как серебряный лосось блеснул на солнце, он схватил его своими огромными ручищами – точь-в-точь, как хватает рыбу в прыжке голодный медведь. Лосось – рыба скользкая (как и предупреждал Квасир), а уж Локи был самым скользким из всех скользких лососей. Извиваясь, он попытался вывернуться из пальцев Тора, но Тор просто сжал кулак еще крепче и сдавил рыбину повыше хвоста.

Говорят, что с тех пор у всех лососей хвост узкий.

Боги принесли сеть, обмотали ею лосося и понесли прочь от озера. Лосось стал задыхаться без воды. Хватая ртом воздух, он забился в своих путах, и вдруг боги поняли, что несут в сети уже не рыбину, а самого Локи в его настоящем облике.

– Что вы делаете? – спросил он, тяжело дыша. – Куда вы меня тащите?

Тор лишь покачал головой и пробурчал что-то себе под нос. Тогда Локи стал спрашивать других богов, но все только молча отворачивались, не желая встречаться с ним взглядом.

И вот боги вошли в пещеру под горой и внесли с собою Локи, опутанного сетью. Подземный ход уводил в глубь горы. С потолка пещеры свисали сталактиты, из темных закутков выпархивали летучие мыши. Боги шли и шли – все глубже и глубже. Когда проход стал слишком узким, чтобы нести пленника, они разрешили Локи идти своими ногами. Тор шел за ним, положив руку ему на плечо.

Так они спускались долго-долго.

И вот, наконец, подземный ход расширился снова. Здесь, в самой глубокой пещере, горели факелы. И в свете факелов Локи увидел еще троих – тех, что все это время стояли здесь в ожидании. Он узнал их даже раньше, чем успел разглядеть лица, и сердце его упало.

– Нет! – крикнул он. – Не трогайте их. Они не сделали ничего плохого.

– Они – твои сыновья, – сказал Тор. – И твоя жена, Кузнец Лжи.

Три огромных плоских камня лежало в той пещере. Асы поставили их на ребро, и Тор своим молотом пробил дыру в каждом камне, посередине.

– Отпустите нашего отца, пожалуйста! – взмолился Нарви, сын Локи.

– Это же наш отец! – подхватил Вали, второй его сын. – Вы все клялись, что никогда его не убьете! Ведь он – побратим самого Одина, высочайшего из богов!

– Мы и не собираемся его убивать, – возразил Квасир. – Скажи мне, Вали, какое худшее зло может причинить брат своему брату?

– Нет ничего хуже, чем предать своего брата, – без колебаний ответил Вали. – И убить своего брата, как Хёд убил Бальдра. Это самое мерзкое, что можно сделать.

– Локи – побратим богов, и мы не можем убить его, – молвил Квасир. – Но вам, его сыновьям, мы не давали клятв.

И произнес Квасир над Вали слова – слова преображенья, слова силы.

И спал с Вали прежний облик, человеческий: на месте Вали встал волк, и пена текла из его ощеренной пасти. Разум угас в его желтых глазах, и зажглись они иначе: голодом, яростью и безумием. Волк посмотрел на богов. Взглянул на Сигюн, свою мать. И, наконец, его взгляд остановился на брате, Нарви. Низкий, долгий рык вырвался из волчьей глотки, шерсть на загривке встала дыбом.

Нарви отступил на шаг – всего на один шаг, и не больше. Волк прыгнул.

Нарви был смелым. Он не закричал даже тогда, когда волк, только что бывший его братом, принялся рвать его на части, роняя окровавленные кишки на каменный пол пещеры. А потом волк добрался до горла.

Подняв окровавленную морду, волк-Вали завыл, протяжно и громко. Подобравшись, он прыгнул снова – выше прежнего, через головы богов, – и скрылся во тьме пещеры. И боги знали, что больше не увидят его до самого конца времен.

Они подвели Локи к трем большим камням. Один камень поставили ему под плечи, другой – под поясницу, третий – под колени. А затем боги взяли кишки растерзанного Нарви, и протянули их через отверстия в камнях, и привязали Локи к тем камням так крепко, что он и шевельнуться не мог. И чтобы он не разорвал привязь, боги наложили чары на кишки его убитого сына, и те стали прочными, как железо.

Сигюн, жена Локи, смотрела, как ее мужа связывают внутренностями сына. Она не сказала ничего. Она плакала молча – плакала о страданиях своего мужа, о гибели и бесчестье своих сыновей. В руках она держала чашу, еще не зная, зачем она ей понадобится. Прежде чем привести ее сюда, боги велели Сигюн взять на кухне самую большую чашу, какая только найдется.

И вот в пещеру вошла Скади – дочь погибшего Тьяцци, жена прекрасноногого Ньёрда. В руках у нее было нечто огромное, и оно извивалось и корчилось. Скади подошла к Локи. То, что было у нее в руках, обвилось вокруг сталактитов, свисавших с потолка пещеры прямо над головою Локи.

И Локи увидел, что это змея – змея с холодным взглядом, с трепещущим раздвоенным языком и клыками, истекающими ядом. Змея зашипела, и капля яда из ее пасти упала Локи на лицо, обжигая глаза.

Локи вскрикнул от боли и забился, извиваясь в своих путах, пытаясь отодвинуться в сторону или хотя бы отвернуть лицо. Но оковы из кишок его сына держали крепко.

Один за другим боги покинули пещеру: своей местью они остались довольны, хотя радости она им и не принесла. Вскоре остался только Квасир. Сигюн посмотрела на своего связанного мужа и на растерзанный труп сына, убитого волка.

– А со мной что вы сделаете? – спросила она.

– Ничего, – сказал Квасир. – Тебя мы наказывать не станем. Можешь делать, что хочешь.

На этом он и ушел.

Еще одна капля змеиного яда упала Локи на лицо, и он вновь забился в судорогах боли, извиваясь так сильно, что под ним затряслась сама земля.

Сигюн подошла к мужу и подняла свою чашу. Она не сказала ничего – да и что тут можно было сказать? Она просто встала над Локи и подставила чашу под капли яда, стекающие со змеиных клыков.

Все это случилось давным-давно, в незапамятные времена, во дни, когда боги еще ходили по земле. Так давно, что горы, высившиеся тогда, изгладились без следа, а самые глубокие озера высохли до последней капли.

Но Сигюн до сих пор стоит рядом с Локи и смотрит в его прекрасное, искаженное мукой лицо.

Чаша в ее руке наполняется медленно, по капле, но рано или поздно яд доходит до краев. И только тогда Сигюн ненадолго отходит в сторону, чтобы выплеснуть яд. Пока она опорожняет чашу, капли из пасти змеи падают Локи на лицо и в глаза. И тогда он кричит и бьется, корчится, дрожит и сотрясается в судорогах – так сильно, что вся земля под ним ходит ходуном. Мы, жители Мидгарда, называем это землетрясением.