Полный форс-мажор - Владислав Вишневский

Молодая женщина подсказала.

— Надя.

— И вам, Надя, спасибо, — подхватил полковник Ульяшов, — что пришли. Вовремя. Приходите! Заходите! Все свободны.

Офицеры поднялись.

— Разрешите идти, товарищ полковник? — спросил дирижёр.

— Идите. — Махнул рукой полковник.

— Есть! — одновременно ответили офицеры и одновременно чётко развернулись… Полковник отметил завидную чёткость, мысленно похвалил. Молодые офицеры, пропустив впереди себя женщину, вышли.

Оглянувшись на закрытую дверь, полковник Ульяшов поднялся из-за стола, набрав полную грудь воздуха, попытался было пропеть пару тех строк, пусть и не басом, а какой уж есть: «На Земле-еее…», — дал «петуха», сконфузясь, закашлялся, умолк.

— Мда… Жаль! Не дано! Гха-гхымм… Надо потренироваться.

Не раздумывая, за вторым восклицательным знаком после цифры «17», полковник пририсовал ещё один жирный восклицательный. Это в честь старшего лейтенанта Круглова.

Эк, занесло…

Нырнув под запрещающий дорожный знак, машина, увеличив скорость понеслась по асфальтированной дороге. Такие дороги (чистенькие, аккуратненькие), они обычно в стороне от людских глаз, в отдалении, за городом, но они есть, все знают, ведут или к «закрытым» элитным городкам, либо к таким же «закрытым» спортивно-развлекательным базам, либо к воинским подразделениям. Государственная собственность или частная, либо военным принадлежит. Ни гулять, ни прогуливаться, ни ездить там нельзя. Даже пусть грибы (вёдрами), ягоды полно, белочки разные с ёжиками, рыбы в реке немеряно, не важно. Потому что «низ-зя!», закрытая территория.

Открытый уазик знак проигнорировал. Потому что ЧП. Значит, можно. Гнал на предельной скорости. Дорога петляла. Сверху нависали ветви деревьев, небо порой просвечивало. В эти редкие просветы пассажиры машины и заглядывали, крутили головами. Одна из пассажиров, а их всего трое (инструктор по парашютному спорту, парашютистка Даша и спортивный врач), громко хлюпала носом, порой рыдала, размазывала по лицу слёзы, всхлипывала. Инструктор тоже нервничал. И не просто, а сильно. Все трое в одинаковых комбинезонах, все трое расстроены и непрерывно что-то выискивали глазами в редких просветах над головами.

— Ну, Даша, ну подстроила, — на одной расстроенной ноте, как молитву, раз за разом, срывающимся голосом, повторял пожилой инструктор. — Конец! Погиб человек. Всё, разбился! Точно погиб.

Слыша это, Даша ещё громче принимается реветь.

— Ну я же не зна-ала… Он же не сказа-ал… Я ду-умала… Инструктор безуспешно обрывает её.

— Перестань реветь… думала она, думала… Может повезло, на палатку какую упал… — Инструктор говорит это с надеждой, и все трое с большим вниманием принимаются заглядывать в мелькающие над головами просветы. — Там же палатки, наверное армейские у них должны быть… Случается… Если дальше не унесло.

Третий пассажир, доктор, молодой человек, тоже естественно парашютист, он с нескрываемым сочувствием поглядывает на рыдающую девушку, жалеет её, в расчёте на её слух, громко кричит:

— Григорий Палыч, а может всё не так плохо. Он только на первый взгляд чайником показался. Потом, может, и разобрался, как управлять. Может, живой… Случается.

Инструктор гневно оглядывается на доктора, почти бросая руль, нервно взмахивает руками:

— Куда он «разобрался-случается»? — передразнивает. — Как? Если с воздушным потоком не справился! Вы-то справились… А он… нет. Хорошо если переломал что, но лишь бы живой. — Инструктор с горечью вертит головой. — И чёрт меня не остановил! — Стучит кулаком по рулю машины. — Чёрт! чёрт! чёрт! Я ведь заметил, что это вроде бы не Пашка наш, но… Они же вместе пришли, я и… Вот старый хрыч, это я виноват. Я!

Даша, вновь громко всхлипывая, перебивает инструктора.

— Это я виновата, я.

— Цыц, сказал! — одёргивает Григорий Павлович. — Не трави душу. Я виноват, и точка. Всё. Не реви, я сказал, не реви! Смотрите лучше… Нигде не видно, не зацепился?

Доктор вертит головой, не прекращает заглядывать вверх и по сторонам.

— Нет, нигде нет, — отвечает он. — Я смотрю. Всё чисто. Дальше, наверное, пролетел.

— Ууу, пролетел он… — обречённо передразнивает инструктор, ещё сильнее нажимая ногой на педаль газа. — И где эти вор-рота… О, вот они! Наконец!

Действительно, впереди показались ворота и пристройка КПП. Перед ними, как и положено, змейкой, разложены бетонные плиты, в косую зебру окрашенные. Инструктор сбавил скорость… В окне КПП возникла голова дежурного…

А в штабе вертолётного полка, шёл допрос. Самый настоящий. Но ещё первый, ознакомительный или, как говорят, профессионалы, предварительный. Без применения… эээ… скажем, детектора лжи, подручных средств.

В большом и широком кабинете командира вертолётного полка, за столом сам командир, гвардии полковник, рядом начальник штаба полка, подполковник, тоже гвардеец, они оба со звездами Героев России, здесь же и гвардии полковник «Шура» (знакомый нам полковник Палий) зам по воспитательной работе, и два офицера. Майоры, но тоже гвардейцы. На удивление, все довольно молоды, все с рядом боевых орденских планок на груди. Перед ними, на стуле, с руками за спиной, доставленный дежурным нарядом задержанный на территории вертолётного полка диверсант-террорист «Дима» — Суслов, в своей «закамуфлированной» гражданской одежде.

У задержанного — красными пятнами, — растерянное выражение лица, глаза полуприкрыты, но взгляд под ними бегающий…

Допрос ведёт начальник штаба, гвардии подполковник, Герой России.

— Так, значит, вы — майор Суслов, я правильно понял?

— Так точно, майор Суслов.

— Начальник особого отела гвардейского артиллерийского полка дивизии особого назначения генерала Золотарёва. Я правильно называю вашу должность?

— Правильно.

— Отвечайте как положено!

— Так точно! Начальник особого.

— И что? Как вы, майор Суслов, начальник особого, объясните весь этот цирк… с появлением в нашем расположении, ваши документы и крысиный яд?

Суслов мнётся, но всё же отвечает.

— Это моя инициатива, я должен был узнать, как идёт подготовка к соревнованию.

Командир вертолётчиков вопросительно смотрит на полковника Палия. Тот поясняет.

— Это он наверное про наш спор с полковником Ульяшовым говорит. Так нет?

Суслов нехотя подтверждает.

— Да. Так точно.

В кабинет неслышно входит офицер, дежурный по штабу, кладёт перед командиром листок бумаги. Полковник читает, молча передвигает листок начальнику штаба, тот, прочтя, так же молча передаёт заму по воспитательной работе.

Офицеры переглядываются, останавливаются взглядами на командире полка, как он решит.