Преступление победителя - Мари Руткоски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Принц отвел взгляд, поигрывая соломинкой.
— Я сам догадался. Не так уж трудно понять, чем шантажирует тебя мой отец. — Верекс увидел испуг в глазах Кестрель и спешно добавил: — Просто я хорошо его знаю. Отец приказал бы сломать шею этой собаке, даже если бы мать ее выкормила. Он не любит слабаков, но обожает находить уязвимые места в людях. А теперь твой губернатор уехал.
Кестрель уставилась на щенка невидящим взглядом.
— Я совсем о другом. Я не это хотела сказать.
— Тем не менее это так. Ты любишь его. Он — твоя слабость. Не знаю, каковы были точные условия, но ты согласилась выйти за меня ради него.
Кестрель погладила мягкое ушко щенка.
— Никому не нравится, когда его используют, — вздохнул Верекс.
— Прости, я не хотела.
— Если честно, я привык. При дворе всегда так. Я и не думал… Ну, я ведь наследник императора, верно? Разумеется, мне пришлось бы жениться не по любви. Никто не позволил бы мне выбирать самому. Я был в бешенстве и злюсь до сих пор, но… Я бы смог тебя понять, Кестрель, как сейчас. Ты могла просто объяснить мне причину.
— Ты думаешь, это меня оправдывает?
— Разве нет?
— Верекс, я совершила ужасную вещь.
Бока щенка поднимались и опускались при вдохе и выдохе. Кестрель рассказала принцу, как предложила отравить лошадей на восточной равнине, и объяснила почему Верекс помолчал. Его рука дернулась, и Кестрель подумала, что сейчас он заберет щенка. Но этого не произошло.
— Я слышала, — добавила она, — что ты против войны на востоке.
— Мой отец считает, что я слишком мягкий. И он прав.
— Должно быть, ты винишь меня еще больше.
— За то, что в тебе хватает жесткости? — Он смахнул мягкие светлые прядки со лба. — А так ли это?
— Если бы я не придумала план с ядом, равнину не сожгли бы. Может, наша армия продолжила бы бездействовать.
Верекс скептически усмехнулся.
— Если бы я не подошла поговорить с твоим отцом, — продолжила Кестрель, — по крайней мере то, что произошло, было бы не на моей совести.
— Мне кажется, неведение не снимает ни с кого вины. — Принц откинулся на ароматную, шуршащую солому. — Думаю, ты поступила правильно. И Риша со мной согласится, когда я ей расскажу.
— Нет, пожалуйста. Только не ей.
— Я все ей рассказываю, — ответил Верекс.
Кестрель снова посмотрела на щенка. Она не представляла, как это, когда у тебя есть человек, которому можно все рассказать. Кестрель погладила малыша.
— Думаешь, выживет?
— Надеюсь.
Вдруг что-то горячее потекло по пальцам Кестрель — щенок намочил рукав ее платья. Она вскрикнула. Верекс широко улыбнулся:
— Вот это тебе повезло!
— Повезло?!
— Ну, со щенками всякое бывает. Могло быть и хуже.
Кестрель улыбнулась.
— Да уж, — сказала она и наконец рассмеялась. — Ты прав.
Служанки пришли в ужас. Они быстро стянули со своей госпожи испачканное платье и наполнили для нее ванну. Но Кестрель было все равно. Верекс простил ее, и от этого стало легко. В теплой ванне это чувство будто выталкивало ее на поверхность.
Кестрель попросила оставить ее одну. Постепенно вода остыла. Потемневшие от воды волосы лежали у Кестрель на груди, гладкие и блестящие, как доспех. Пора признать: Арин заставил ее измениться.
Капельки заструились по телу, когда Кестрель встала, и она поспешила завернуться в халат, отчего-то вдруг устыдившись своей наготы. В чем же она изменилась?
Кестрель попыталась вспомнить прошлое лето, когда она будто впервые открыла глаза. Она подумала о щенке, мягком и слепом, о том, как ей хотелось убежать от ответственности, не решать судьбу восточной равнины. Пожалуй, стоит открыть глаза пошире и посмотреть на все свежим взглядом.
Вот она стоит, одетая в мягкий пушистый халат, ведь у невесты принца должно быть все самое лучшее. Ванную украшают витражные окна — валорианку должна окружать красота. На сморщенных от воды пальцах Кестрель влажно блестят золотые кольца. Войны, которые выиграл генерал, обеспечили для его дочери роскошную жизнь.
Существуют определенные правила, которым следуют везде, куда бы ты ни шел. Но кто придумал их? Кто решил, что валорианцы всегда держат слово? Кто убедил отца Кестрель в том, что империи необходимо и дальше поглощать другие страны? Кто сказал, что завоевания дают Валории право превращать людей в рабов?
Честь для генерала оставалась чем-то непреклонным, непоколебимым, неподвижным. Кестрель вдруг поняла: она много думала о том, что значит это понятие для ее отца, для Арина. А для нее самой? Она не знала, но была уверена, что не сможет безоговорочно принять чужое представление о чести. Это бесчестно.
Кестрель наклонилась и провела пальцем по крану и трубе, подведенной к ванне. В домах, построенных гэррани, тоже имелся водопровод, но он использовался в основном для фонтанов. А вот императорский дворец весь был пронизан множеством труб, по которым вода, теплая благодаря термальным источникам в глубине горы и дополнительно подогретая с помощью печи, поступала даже на верхние этажи. Эту систему изобрела та же женщина, что построила столичные каналы, — главный императорский инженер-гидротехник.
Через день после того, как Арин уехал, Тенсен попросил Кестрель добыть новые сведения.
— Главный инженер, — сказал он. — Она оказала императору какую-то услугу. Вы можете выяснить какую?
Труба, которая уходила от ванны в пол, была еще теплой. Кестрель нехотя убрала руку, подошла к витражу и остановилась там, освещенная разноцветными лучами: вот голубое пятно, вот розовое. Она открыла задвижку и распахнула окно. В ванную хлынул белый дневной свет и свежий воздух. Ветер подсказывал, что время неумолимо мчится вперед: скоро придет тепло, все покроется зеленью, зацветут цветы, с деревьев начнет сыпаться пыльца.
Приближалась весна.
На шестые сутки пути морская болезнь отступила. Вечером облака разошлись, в небе зажглись похожие на снежинки звезды. Корабль дрейфовал.
Арин стоял на палубе, держа в руках кинжал Кестрель. Он все-таки решил взять клинок с собой. Это оружие, омытое его кровью, принадлежало теперь Арину. По крайней мере, так ему тогда показалось. Арин убрал кинжал в ножны, запрокинул голову и уставился на широкую звездную полосу — словно кто-то размазал блестки по небесному своду.
Сарсин показалась ему ужасно усталой. Арин навестил кузину, когда остановился в Гэрране по пути из столицы, и испугался, увидев ее бледное лицо и синяки под глазами. Сарсин лишь усмехнулась:
— Все дело в еде.