Джек Ричер, или Выстрел - Ли Чайлд

— Ретроградная амнезия, — изрекла она. — Подлинная, чистейший случай.

— Продолжительность? — спросил Нейбур.

— Любой специалист по бейсболу вам назовет точную дату, — сказала Мейсон. — Последнее, что он помнит, конкретная игра «Кардиналов».[13]Я готова спорить, что это неделя, считая от сегодняшнего дня.

— В том числе и пятница, — заметила Хелен.

— Боюсь, что так.

— Ладно, ситуация прояснилась, — обрадовался Данута.

— Замечательно! — воскликнула Хелен.

Она поднялась, и остальные последовали за ней к лифту. Ричер так и не понял, правильно все они поступили или нет. Однако не вызывало сомнений, что дело Барра каждый воспринял по-своему. Для всех них он перестал быть человеком, превратившись в пациента или юридическую проблему.

— Вы идите, — сказал Ричер.

— А вы останетесь? — спросила Хелен.

Ричер кивнул.

— Я хочу взглянуть на старого приятеля, — сказал он.

— Зачем?

— Я не видел его четырнадцать лет.

Хелен подошла к нему вплотную.

— Но зачем? — тихо спросила она.

— Не беспокойтесь, я не собираюсь выключать систему жизнеобеспечения, — заверил ее Ричер.

— Очень надеюсь.

— Я просто не могу это сделать, — сказал он. — Ведь у меня нет алиби.

Она немного помедлила, а потом повернулась и присоединилась к остальной компании. И все вместе направились к выходу. Ричер подождал, пока они минуют стальную дверь и скроются в лифте. Потом зашагал по коридору к палате Барра. Он не стал стучать. Лишь постоял немного, повернул дверную ручку и вошел.

В палате было слишком тепло. Здесь можно было жарить цыплят. Для защиты от солнца широкое окно прикрывали подъемные жалюзи. От них исходило сияние, и помещение наполнял мягкий белый свет. Повсюду стояло медицинское оборудование. Прибор искусственного дыхания был отключен. Рядом с постелью находились стойки для внутривенного вливания и прибор, контролирующий работу сердца. Трубки, баллоны и провода.

Барр лежал на спине в кровати, стоявшей посреди палаты. Без подушки, голова зафиксирована. Волосы сбрили, на отверстия, просверленные в черепе, наложили повязки. Левое плечо скрывали бинты, доходящие до локтя. Правое плечо осталось обнаженным. Бледная кожа казалась тонкой. Грудь и бока Барра были забинтованы, простыня спущена до пояса, руки лежали вдоль тела и были пристегнуты наручниками к раме койки. Из левой руки Джеймса торчали иголки внутривенного вливания. От большого пальца правой руки тянулся серый провод к какому-то прибору. Из-под бинтов на груди выходили красные провода, соединенные с каким-то устройством, имеющим экран. На экране медленно перемещался узор, напомнивший Ричеру запись выстрела. Высокие пики и длинные впадины. Прибор издавал приглушенное гудение всякий раз, когда на экране появлялся пик.

— Кто здесь? — прохрипел Джеймс Барр.

Голос у него был слабый. И еще Ричер уловил в нем страх.

— Кто здесь? — снова спросил Барр.

Он не мог повернуть голову, и это уменьшало поле его обзора. Его глаза постоянно двигались справа налево и обратно. Ричер подошел поближе и молча наклонился над кроватью.

— Ты? — спросил больной.

— Я, — ответил Ричер.

— Зачем ты здесь?

— Знаешь зачем.

Правая рука Барра задрожала, и серый провод стал раскачиваться. Наручник застучал о край койки.

— Похоже, я тебя подвел, — сказал он.

— Очень похоже.

Ричер смотрел Барру в глаза, поскольку глаза оставались единственной частью его тела, способной двигаться. Зафиксирована была не только голова, но и тело, спеленутое, как у мумии.

— Я ничего не помню, — сказал Барр.

— Ты уверен?

— Полная пустота.

— Ты понимаешь, что я с тобой сделаю, если ты меня обманываешь?

— Догадываюсь.

— Ну тогда умножь на три, — посоветовал Ричер.

— Я говорю правду, — сказал Барр. — Я ничего не могу вспомнить.

Его голос был тихим, беспомощным, полным недоумения. Он не оправдывался и не жаловался. Просто констатировал факт.

— Расскажи о бейсбольном матче, — сказал Ричер.

— Его передавали по радио.

— Не по телевидению?

— Я предпочитаю радио, — сказал Барр. — Как в старые добрые времена, когда я был ребенком. Однажды передавали радиорепортаж из Сент-Луиса. Такие огромные расстояния. Летние вечера, теплая погода. И репортаж о бейсбольном матче.

Он затих.

— Ты в порядке? — спросил Ричер.

— У меня ужасно болит голова. Кажется, мне сделали операцию.

Ричер промолчал.

— Я не люблю смотреть бейсбол по телевизору, — сказал Барр.

— Я пришел не для того, чтобы обсуждать твои вкусы.

— А ты сам смотришь бейсбол?

— У меня нет телевизора, — ответил Ричер.

— Правда? Но он у тебя должен быть. Можно купить телевизор за сотню долларов. А маленький даже дешевле. Посмотри в «Желтых страницах».

— У меня также нет телефона. И нет дома.

— Но почему? Ты ведь больше не служишь в армии.

— Откуда ты знаешь?

— Никто больше не служит в армии. Во всяком случае, с тех времен.

— Некоторые продолжают служить, — сказал Ричер, думая об Эйлин Хаттон.

— Только офицеры, — возразил Барр.

— А я и был офицером, — сказал Ричер. — Ты должен помнить такие вещи.

— Но ты был не таким, как все. Вот что я имел в виду.

— И чем же я отличался?

— Ты зарабатывал на жизнь.

— Расскажи мне лучше о бейсбольном матче.

— Почему у тебя нет дома? У тебя все хорошо?

— Ты обо мне беспокоишься?

— Мне не нравится, когда у небезразличных мне людей возникают проблемы.

— У меня все в порядке, — сказал Ричер. — Поверь мне. Проблемы у тебя.

— Теперь ты полицейский? Здесь? Я тебя ни разу тут не видел.

Ричер покачал головой.

— Я обычный гражданин.

— Откуда?

— Из ниоткуда. Гражданин мира.

— Почему ты оказался здесь?

Ричер не стал отвечать.

— Ага, чтобы разобраться со мной.