Его Высокоблагородие - Александр Башибузук

— А как они узнали, что вы уходите в Константинополь?

— Так я сам сказал. Понимаете, думал, коммерцию какую провернуть. А что, эта барышня опять вам делает проблемы? Вот же... А еще грузинская княгиня...

— Пфе... — презрительно фыркнула Циля Абрамовна. — Ладно, Георгию Владимировичу простительно, но ты, ты-то совсем слепой, что ли? Она такая же княжна, как я прынцесса. И грузинка тоже липовая.

— А кто, Циля Абрамовна? — поинтересовался я у супруги судовладельца.

— Еврейка конечно! — всплеснула руками Циля Абрамовна. — Но хорошо разбавленная другой кровью. А матушка у нее точно была из наших. Эх, мужчины, мужчины...

В общем, все немного прояснилось и одновременно еще больше запуталось. В самом деле, кого могут поддерживать уважаемые еврейские господа? Ответ очевиден, правда, очень расплывчат. Конечно же они поддерживают того, кого на данный момент им это выгодно делать. А вот кого, увы, не знаю. А то, что Кетеван еврейка, вообще ни о чем не говорит. Кроме того, что княжна она липовая. Скорее всего.

Зато, как ни удивительно, на «Димитрии» я нашел подтверждение тому, что операция Второго бюро, по переправке внука Шамиля на Кавказ, совсем не выдумка. Как оказалось, под это дело подрядили пароход Шмуклеровича. И даже уже загрузили на него кое-что из грузов; в частности, мануфактуру. Нет, конечно же Израиль Львович точно не знал, кого повезет в Батум — это я уже сам сопоставил некоторые известные мне факты, полученные от Эмиля и Шмуклеровича. Ну что же, доброго пути. Вот только совсем не уверен, что рейс состоится. Во всяком случае, я очень постараюсь, чтобы так случилось.

Бывшая Османская империя.

Константинополь. Пера

30 января по старому стилю. 1920 год. 17:00

Отправив Синицына собирать личный состав на срочную сходку, я побрел пешим порядком домой.

Штабс обернулся быстро, благо никто из бойцов сегодня не был на работе. Правда, пришлось народ ждать, так как я запретил их везти сюда в одной машине. Но к пяти часам вечера все уже собрались на том же месте, где мы встречались первый раз. Все, кроме Аглаи. Потому что ее я решил на всякий случай не ставить в известность об операции. Мало ли что. А вдруг действительно пришелся по сердцу ей малахольный французик.

— Итак, господа. Вырисовалась одна очень интересная операция, благодаря которой мы сможем обеспечить себя средствами для долгого времени автономной работы. Это будет банальная экспроприация, — я замолчал, внимательно всматриваясь в лица личного состава, и, убедившись, что на них нет никаких эмоций отторжения идеи, продолжил: — Но есть несколько моментов. Экспроприировать средства придется у союзников. А если точнее, у французов.

Мне самому эта идея не особо нравится, потому и решил посоветоваться с вами.

— О какой сумме идет речь? — как бы невзначай поинтересовался Тетюха.

— Сто тысяч золотых рублей наличными.

— Етить... — сотник даже присвистнул. Синицын и Пуговкин не проявили никаких особых эмоций, но было видно, что количество денег их тоже потрясло.

— Эти деньги они выделяют Саиду Шамилю, внуку того самого Шамиля, для того чтобы он поднял мятеж против красных на Кавказе, — невозмутимо продолжил я. — Цель, конечно же, благородная, и я никогда не стал бы препятствовать ей, но дьявол, как всегда, кроется в деталях. Истинная цель Франции навсегда отторгнуть Кавказ от территории России, для того чтобы создать там марионеточное государство. Понимаете, сами декларируют целостную поддержку, а за спиной спокойно готовятся расчленить нашу родину. Признаюсь, вот как раз этот момент мне очень не понравился. Но, как уже говорил, никаких решений я принимать самостоятельно не собираюсь. Высказывайтесь, господа.

— Твари... — презрительно сплюнул сотник. — Воронье. Еще труп не остыл, а они уже слетаются глаза выклевывать.

— Никогда! — неожиданно строго и серьезно высказался Пуговкин. — Никогда мусью и иже с ними не желали России добра. Всегда люто ненавидели и только ждали момента, чтобы вцепиться в глотку. Я им Севастополь еще припомню. Там два моих деда полегли. Если хотите слышать мое мнение — я за. Как по мне, пусть уж Россея будет под красноперыми, но неделимая. Вот так-то... — хмуро закончил он и с вызовом посмотрел на Синицына с Тетюхой.

— Нехорошие слова говоришь, Степан Ильич, — медленно процедил сотник. — Обидные. Пусть под красными, да?..

В воздухе повисла тяжелая пауза. Я уже приготовился вмешаться, но тут казак закончил фразу.

— А знаешь... — с грустной улыбкой вдруг сказал он. — Вот тебе за Севастополь обидно, Степан Ильич, а мои деды и прадеды с этим самым Шамилем рубились. Кто полег, кто нет, но завещали они сыновьям своим и внукам впредь за те земли жизни своей не жалеть, потому что там каждый камешек, каждая тропка русской кровью политы. Так что нехай. Красных мы рано или поздно сковырнем, но я не хочу, чтобы шамилевское отродье опять волю взяло. Порвем хранцузов, мать их ети. Я — за.

— Собственно, я тоже не против, — осторожно высказался Синицын. — А что, если все же взять на сию операцию санкцию командования?

— Оное начальство, — ехидно ответил ему Тетюха, — за союзниками хвосты заносит и лебезит напропалую. Так что сам подумай, Алексей Юрьевич, что тебе ответят. Да еще загонят перца под шкурку, чтобы неповадно впредь было о таком задумываться. Понятно?

— Нешто мы в собственный карман? — поддержал его вахмистр. — На дело ведь.

— Да, Алексей Юрьевич, — я решил, что пора самому вступить в разговор. — Ответ руководства будет однозначным. Я же имею карт-бланш на самостоятельное принятие решений практически по всем вопросам. И ответственность тоже возьму на себя. Но никто, повторю, никто из начальства пока не должен знать об этой операции... — и с намеком добавил: — Вы мне можете гарантировать это?

— Могу, — после некоторой паузы ответил Синицын. — За себя я отвечаю.

— А я за себя, — немедленно отозвался Тетюха.

— Ручаюсь, — несколько торжественно высказался Игнашевич. Даже руку к сердцу приложил.

— Ишь что удумали... — вахмистр покачал головой. — Надо бы вас, охальники, сдать куда следует... — и тут же широко улыбнулся. — Да шучу я, шучу. Где я, а где начальство. Но дело серьезное, Георгий Владимирович. Тут сто раз надо отмерить, а потом уже резать.

— Отмерим, Степан Ильич, — облегченно выдохнув про себя, пообещал я ему. — Значит так...

Обсуждение было очень конструктивное, довольно бурное, но не особо продолжительное. А к его завершению как раз поднялся именно тот вопрос, о котором мне не особо хотелось задумываться.

— Что будет с французиком? — поинтересовался сотник. И сразу же уточнил: — После того как.

Взгляды всех присутствующих сошлись на мне. И я уже прекрасно знал, какого ответа они от меня ждут. Дело в том, что оставлять Эмиля в живых будет несусветной глупостью. Конечно, можно его подранить, выставив героем, но даже это не даст никаких гарантий, что ребята из Второго бюро рано или поздно на него не выйдут. Так что, как бы он мне ни был симпатичен, вывод напрашивается один.