Бизнес - Иэн Бэнкс

Я взглянула на Адриана Пуденхаута — он мог бы улететь раньше, но решил остаться на борту: вот уже минут десять его лицо покрывала нездоровая бледность, хотя шторма не было и в помине. Прижимая к себе заветный чемоданчик, он слабо улыбнулся.

Улыбаясь в ответ, я повторяла про себя: «Эмма Бузецки».

То самое имя.

— Ее фамилия — Бузецки, — сообщил мне Хейзлтон по спутниковому телефону полчаса назад, перед тем как повесить трубку. — Это Эмма Бузецки. Жена Стивена.

Мне только что пришла в голову ужасная мысль.

Тебе приснилось, что ты просыпаешься, а тебе на прошлой неделе вырвали все зубы. Майкл, у меня для тебя плохие новости…

Да нет, я серьезно. Но все о том же. Помнишь, я летал на переговоры с одним человеком?

Он-то тут при чем?

У него есть дочь. Смазливая, вся из себя европейская; жаждала остаться со мной наедине, когда папаша был в отлучке. Понимаешь, о чем я?

Дьявольщина, потаскун чертов. Да нет, ты просто кретин. Поставил под угрозу сделку такого масштаба, спутавшись с кем — с дочерью босса? Хоть стой, хоть падай. Ты что, решил меня растрогать? Чтобы я подумала: не пора ли его повысить. Чтобы раззвонила это всему Четвертому уровню? Ты что, больной? Ты пьян? Каким местом ты думаешь, Микки-бой?!

Слушай, не кипятись. Так уж вышло, понимаешь? Она сама мне на шею вешалась. Между прочим, она не ребенок: лет 19, наверно. Можно сказать, она меня изнасиловала.

Ну, разумеется.

Только она мне не дала — как бы это сказать — довести дело до конца.

Продолжай.

Так что я — ртом.

Ах, вот оно что. Понимаю твою трудность/озабоченность. Однако то, что с тобой сделали, произошло на этом конце, а не на том. Я имею в виду твою поездку, а не часть тела.

Так или иначе. Это тебя не наводит ни на какие мысли?

Говоришь, заинтересованное лицо не придало никакого значения твоей беззубости?

Абсолютно.

Плохой признак. Вспомни свои предыдущие встречи с ним, но уже после того, как ты спелся с его дочуркой. Как он с тобой разговаривал?

Ну, может, чуть холоднее. Помнится, я это упоминал. Можно было подумать, переговоры вернулись на пару витков назад. Я думал, это просто уловка такая. Но он всегда был со мной вежлив. И даже очень.

Ну ты и болван. Значит, сначала он с тобой холоден, потом ты лишаешься половины зубов, а он начинает расточать тебе улыбки. Поставь себя на его место: кто-то тебе досаждал, ты с ним держался весьма прохладно, хотя в интересах дела вынужден был терпеть, а потом исподтишка ему напакостил — и тебе стало гораздо проще и приятнее с ним общаться.

Ты мне кто, наставница? Или учитель жизни? Йода выискался. В юбке.

Считай, что получил от меня выговор. Поверить не могу… хотя нет, могу. Ты же у нас настоящий мужчина. Нам еще повезло, что ты не пытался переспать с его женой или, скажем, вступить в половые сношения с его любимой площадкой для гольфа. Даже странно: целых восемнадцать дырок — такие возможности. Вообще-то сама не понимаю, почему я так легко об этом говорю. Если серьезно, ты просто пал в моих глазах. Надо же было так влипнуть. Но сделка все же состоялась, верно? Не получится так, что нас из-за какой-то мелочи кинут? — ох, извини, тебе будет понятнее, если сказать «трахнут».

Да ладно тебе. Сделка заключена, договор подписан, запечатан, доставлен и замурован в армированный железобетон. Слушай, я же принес свои извинения, и потом, я тебе покаялся сразу, как только до меня дошло.

Железобетон — это и есть армированный бетон. Так вот, могу поспорить: до тебя дошло не сейчас. Кроме того, я тебе уже напоминала, что на время моего творческого отпуска твоим непосредственным начальником вместо меня становится Адриан Дж. Наконец, я только что проскроллила твои сообщения — никаких покаяний не вижу.

Ну ладно, каюсь! Честно. Слушай, может, не рассказывать про это АД? Он меня и так недолюбливает. Ты ведь не станешь этого отрицать. Я тебя потом отблагодарю. Естественно, это все — строго между нами.

С этого и надо было начинать. Тебе еще учиться и учиться. Как ты вообще дошел до 4-го Ур.? Ладно, от меня А. Дж. ничего не узнает, но если сделка вдруг сорвется, ты сам во всем признаешься руководству. Поскольку сделка заключена и босс, по всей видимости, доволен, может, все обойдется и наша репутация не пострадает. Но, как я уже сказала, в случае чего ты за все ответишь. И вот еще что: ты с девчонкой после этого разговаривал? Не сообщила ли она тебе, что во всем призналась папаше? Он, похоже, так и так прознал, но хотелось бы уточнить: через нее или нет?

Она не отвечает на звонки. Я уже начинаю жалеть, что с тобой поделился. Слушай, если что-то пойдет наперекосяк, это поставит крест на моей карьере. Катрин, ты ведь меня не заложишь, правда? Очень тебя прошу.

Обещать ничего не могу. Если выяснится, что ты за это заплатил только зубами, считай, мы легко отделались.

Скажи, наставница, кто такие «мы»? Позволь тебе напомнить, что я здесь нахлебался дерьма по горло; что касается «Биз.», то, как говорится, подставить решили шотландца, дорогая моя землячка. Ты, т. е. компания, — ни фига вы не потеряли.

Пожалуй — и молись, чтобы на этом дело кончилось.

Я думал, ты атеистка.

Это всего лишь образное выражение. А ты не кипятись. Кстати, ты в какой дыре — прости, в какой заднице — сейчас сидишь?

Как полагается, в темной и сырой — дома, в Челси. А ты?

Я в Карачи, и передо мной стоит дилемма.

Это новая марка «тойоты» так называется?

Проехали. Тебе пора спать. Пожалуйста, постарайся хотя бы в объятиях Морфея не завалить работу и не лишиться какой-нибудь важной части тела.

Уж постараюсь, наставница. Да, чуть не забыл: Адриан Дж. опять переменил все в своем рассказе. По всей видимости, в такси на следующий день он видел определенно не нашего большого и надежного друга мистера Уокера. Виноват — наверно, совсем не так все понял. Решил тебе сказать на всякий случай.

Правильно сделал. По крайней мере, теперь мы все знаем. Спокойной ночи, и на сей раз окончательно.

«Лоренцо Уффици» мы покинули на вертолете Томми Чолонгаи. Сначала я думала, что нас сразу доставят на его яхту, минуя пески бухты Сонмиани, однако вышло иначе — нас забирали с палубы по четыре человека и переправляли на берег, где мы потом и стояли в тени огромного корпуса старого лайнера, пока мистер Чолонгаи жал руки начальникам судо-дробительного концерна, которому предстояло разрезать и это судно.

Пока мы там стояли, а вода на глазах испарялась с облезлого красного днища и стекала со ржавых наростов и рачков, которые не счищали со времени последнего ремонта, мимо нас протрусил отряд низкорослых работников и тощих мальчишек, толкавших перед собой тележки с баллонами для кислородно-ацетиленовой резки. Они разделились на группы по двое, расположились через сотню футов друг от друга вокруг судового корпуса, громоздившегося над отступающими волнами, зажгли свои горелки, опустили на глаза черные маски и принялись разрезать обшивку, проделывая ходы на уровне земли.