Путеводная звезда - Коллектив авторов

потерявшегося в толпе ребенка: недоуменный, беспомощный, ищущий. Так смотрят все жители «милосердия». Мне кажется, что так я должна была смотреть на бабулю, когда она приехала за мной после гибели родителей. Я глажу сеньору Эмилию по голове, потом беру щетку и, устроившись на стуле, начинаю расчесывать ей волосы. Мне хочется повторить ее обычную укладку ― челку вправо, белые прядки убрать за уши. Я напеваю песенку про храброго ежа, которую бабуля пела мне в детстве, когда я боялась. Хорошо, что в кармане форменного платья у меня всегда лежат бумажные салфетки ― удобно сразу вытирать слезы на сморщенных впалых щеках. Сухие серые губы женщины шевелятся, она пытается что-то сказать. Я наклоняюсь к ней ближе, чувствую привычный душный старческий запах и кислоту дыхания.

– Не хочу.

– Чего вы не хотите, сеньора?

– Не хочу. Так.

Я понимающе киваю и продолжаю расчесывать ей волосы и петь. Это все из-за слабости нашего тела. С этим тяжело смириться. Бабуля рассказывала, как проходят «сеансы милосердия» в храмах-террейру. Духи богов-ориша вселяются в медиума, и он помогает всем-всем пришедшим на сеанс: советует, отвечает на вопросы, исцеляет. Но в какой-то момент медиум падает без сил, его тело не выдерживает мощи бога. Он бы и рад помочь другим нуждающимся, но тело не может подняться. Наверное, наши тела тоже не могут долго носить человеческий дух: изнашиваются, устают. Тем более, у таких волевых людей, как сеньора Эмилия или бабуля. Я представляю, как души мечутся внутри пришедших в негодность оболочек, толкаются наружу, просят свободы.

На этой неделе у нас в «милосердии» освободились сразу две кровати. Я меняю постели и собираю в пластиковые мешки вещи из шкафчиков, чтобы отдать родственникам: одежда, фотографии, никому теперь не нужные безделушки. Сложенный пополам лист с детским рисунком ― пузатые улыбающиеся фигурки держатся за руки-палочки, детским почерком накорябано «Луция любит бабулю». Я подхожу к окну с рисунком в руках, отсюда видно кусочек моря. Вода сверкает на солнце. Я улыбаюсь ― Анхела свою бабулю тоже любит. В груди сейчас очень тепло и непривычно легко. Свободно. Мне хочется обнимать море и Йеманжу. Я не знаю, как это сделать, может, нырнуть в глубину и развести руки широко в стороны?

Сегодня в «милосердии» со мной работает Серхио. Паула всегда посылает санитаров помочь с процедурами ― чтобы передвигать обездвиженных, нужны сильные руки. У Серхио кисти лопатами, широкие плечи и крепкая шея, он хорошо подходит для этой работы. Я вижу, что ему не нравится здесь ― он постоянно морщит нос и сжимает челюсти. Поэтому я отсылаю его за чистым постельным бельем, когда меняю старикам подгузники. Потом мы вместе несем грязные простыни в прачечную, и он спрашивает, почему я остаюсь в «милосердии».

– Здесь я на своем месте.

– Ага, как у буддистов ― цветок, растущий в грязи. Тошнотворное место для юной девушки, не думаешь?

– Не надо так, Серхио. Мне совсем не противно ухаживать за лежачими. Что ж теперь, если так устроено человеческое тело. Все имеет свое устройство ― море тоже выбрасывает на берег водоросли и дохлую рыбу, которые потом гниют на солнце. Но все равно, я не знаю ничего прекраснее и величественнее моря.

– Как ты, оказывается, умеешь красиво говорить. Что еще скрываешь? Давай, давай, расскажи своему дорогому Серхио.

От этих слов мне неловко, я краснею и отворачиваюсь. Серхио замечает, обегает меня с другой стороны, волоча прямо по земле мешки с бельем, начинает тараторить:

– Я ведь не об этом, мало кто хочет работать в «милосердии», только если деньги очень нужны. У тебя что-то случилось? С бабушкой? Я ведь могу помочь. Знаешь, вдвоем лучше, все трудности легче решать.

– Не нужна мне помощь, что ты придумал? Мне просто тут нравится работать, и все.

– Да что же тут может нравиться?

– Я не смогу объяснить.

– Паула права на твой счет, ― кивает он головой задумчиво, а я удивленно смотрю на него, не понимая, с чего бы эти двое могли говорить обо мне.

– Ты действительно очень сильная.

– Что?! Да ты с ума сошел! Я ведь… Да посмотри на меня!

Серхио вдруг притормаживает, поворачивается ко мне и как-то неуверенно спрашивает:

– Там же смертью пахнет, разве ты не чувствуешь? Они все ― почти покойники.

– Мы все будущие покойники, если ты не знал.

– Знал, но я не хочу чтобы мне напоминали об этом каждый день. И еще так, мучительно.

– Серхио, неужели ты боишься?

– А ты нет?

– Нет.

– Вот об этом я и говорю.

Он стоял передо мной, большой и смущенный, а я вдруг почувствовала то, что обнаружила только в «милосердии» ― словно у меня есть что-то, что я могу дать другому. Я взяла его огромную ладонь и широко улыбнулась. Сейчас мне не хотелось прикрыть рукой щель между зубами.

Это началось ночью. Бабуле было совсем плохо, я нервничала и повторяла про себя заученный из справочника медсестры порядок действий: усадить в кровати, голова и грудная клетка подняты, аспирин для разжижения крови, затем нитроглицерин. Стоп, сначала давление и пульс.

– Анхела, девочка, не суетись, не нужно ничего…

– Подожди, подожди, сейчас я быстро подключу тонометр, не сильно давит?

– Сильно, больно… Не нужно, послушай меня.

– Сейчас, ах ты ж, давление очень низкое и слабое сердцебиение. Бабуля, нельзя тебе нитроглицерин… Я звоню в скорую.

– Мария де лос Анхелес, сядь.

Я замерла на стуле, разглядывая ее. Тяжелое дыхание, кожа на лице и руках совсем белая.

– Не нужно ничего, мое время пришло, уже не изменить, я знаю.

Предчувствие смерти ― это тоже симптом.

– Анхела, просто возьми мою руку. Да, так, посиди со мной. Мне сейчас нужна твоя сила, очень страшно.

– Да, бабуля, я знаю. Так все говорят, я не рассказывала тебе раньше. Все вот так боятся сначала, это обычное дело. Просят держать их за руку или обнять.

– А потом?

– А потом успокаиваются. Я наблюдаю, как меняется взгляд. Они мне в глаза всегда смотрят, что-то нужное там видят, я не знаю что. Я в их глаза тоже смотрю. Сперва там темно от страха, а потом словно двери открываются. Свет сначала слабенький, как-будто в щелку пробивается, а потом все больше и больше света. И вдруг, знаешь, так светло и спокойно становится, так правильно. Словно все на свои места встало.

– Твои глаза, Анхела…

– Да, бабуля, смотри в мои глаза, будет легче.

– Анхела, девочка, твои глаза. Какое благословение, ты же иао-медиум, дух Ошала сейчас завладел твоей головой. Вот он, смотрит на меня