Доверься, он твой - Вера Копейко

В общем-то Виктор Николаевич Зацепин извинял себя за тогдашнюю ошибку — он только что вернулся из трехмесячной экспедиции по Уралу, где кругом мужчины и одна немолодая повариха.

С женой они счастливы не были, только в первые месяцы страсти. Он все время хотел увидеть ее такой, как впервые. Но солнце падало под другим углом. Иногда он смеялся над собой — не без горечи: может быть, вывезти ее на экватор? Там присмотреться? У них родилась дочь, жена занималась ею, а он бродил по горам и долам.

У Виктора были другие женщины, она об этом знала. Теща, которая жила с ними, понимала все. Она терпеть его не могла с той же силой, с какой он ее. Они почти не разговаривали. Жена развелась бы с ним, но теща не разрешала. У нее было больное сердце, он втайне надеялся, что она уйдет в мир иной, а после этого жена оставит его.

Но теща поступила по-другому. Из семейного бюджета вынула деньги на операцию — вживила кардиостимулятор. Дурной пример заразителен — такой же вставил себе сосед Соломин. "Но он-то знал, зачем живет!" — в сердцах чертыхался Виктор Николаевич. Она заявила, что если на операцию пошел такой великий человек, как Михаил Александрович, то дело верное.

Великий? Хорошо быть великим, морщился Зацепин, если ты вырос на хорошо унавоженной почве. Подумать только — еще до революции старик выучился за границей, а практику где проходил? В Боливии! Выговорить страшно: подумают, что не в себе. Но это было на самом деле. А он, Виктор Зацепин? В геологию попал из-за недобора в институте.

Но вот как бывает — они оказались соседями по даче. Даже дом у Зацепина лучше. Главное, говорил себе Виктор Николаевич, дышать глубже, тогда уловишь настоящий запах времени. Без дезодоранта. Ему нравилось такое сравнение, сам придумал. Поэтому, догадался он довольно скоро, лучше всего в геотресте, в котором работал вместе с Соломиным, теснее прислониться к профсоюзному комитету. Тогда можно стать полезным многим, даже самому Михаилу Александровичу.

Что он и делал.

Давно научившись отличать полезное от неполезного, нужное от ненужного, Зацепин начал действовать быстро и решительно. Результаты появились — в облике Светланы Поляковой. Она вполне может стать украшением всей его жизни. Причем не просто бирюлькой на шее, вроде тех, без которых она считает себя бедной и несчастной, а вполне весомой ценностью. Она сама похожа на слиток золота. Но если ей помочь, то Светлана Михайловна Полякова станет автором лекарства. Тогда начнется у них безбедная жизнь. Зацепин кое-что прочитал о болезни Альцгеймера и уточнил — безбедная жизнь навсегда, везде, всюду. От Северного полюса до Южного. Чем больше стариков на планете, тем выше доходы от лекарства.

Виктор Николаевич подошел к ней так близко, что увидел красные прожилки на белках глаз. От нее пахло черносливом, что-то она говорила… Зацепин забыл. Ах да, нотки чернослива в новой темной помаде. Можно попробовать.

Он наклонился и прижался к ее губам.

— М-м-м… Самый настоящий чернослив, — прошептал он.

Она засмеялась.

— Я думала, ты пропустил мимо ушей.

— Как можно, — сказал он, отстраняясь. — Десерт. Чернослив со взбитыми сливками. — Рука нырнула в декольте.

— Фу! — Она слегка порозовела. Он всегда удивлялся этой способности Светланы. Играть в скромницу. Актриса.

Он всмотрелся в ее глаза.

— Ты много работаешь, — покачал головой. — Ничего, скоро отдохнешь так, как никому не снилось. Вместе со мной. А пока… — Он вынул из кармана коробочку. Она протянула руку. — Я сам. — Он перехватил ее руку.

Светлана закрыла глаза. Ее рот растянулся в ожидающей улыбке. Чего она ждала? Она давно хотела золотую корзиночку со свисающим из нее букетиком. Она называется жардиньерка.

— Я сам, сам…

— Ага… — пробормотала она.

Светлана подставила ему грудь, обтянутую тонким шелком. Он заметил, как вздыбился сосок, он едва удержался, чтобы не прикусить его через тонкую ткань.

Не время, удержал он себя. Она расплатится за этот подарок щедро. Он видел это по трепету резных ноздрей. Он всегда смотрел на ноздри женщин, если бы мог, коллекционировал бы их…

— Белое золото, белый жемчуг, — бормотал он, — готово. — Она не открывала глаза. — Такая милая получилась флора.

— Я хочу и фауну тоже, — бормотала она.

— Я твоя фауна. — Он не удержался и теперь уже не прикоснулся, а впился губами в ее губы. Аромата чернослива он уже не чувствовал, только запах мяты от зубной пасты.

— Лягушки, птички, щенки, попугайчики… — перечисляла она, когда он оторвался от нее. — И чтобы у всех бриллиантовые глазки…

— Настоящий бестиарий, — усмехнулся он.

— А я в нем — главная бестия, — улыбалась она. Он отозвался новым поцелуем. — Лягушка — символ женской удачи… — проговорила Светлана.

— Я твоя удача, — прохрипел он, стискивая ее плечи.

— Птица — символ любви. Собака — привязанность. Кошка — страсть. Черепаха — мудрость…

— Ты хочешь все это, да? Ты получишь все. — Он обнял ее и крепко стиснул.

Она охнула и обмякла.

— Унеси меня…

— А потом увезу, — пообещал он и вдруг понял, что впервые высказал вслух то, что созревало внутри. Ну да, если у них со Светланой будет много денег, для чего им сидеть здесь? Они выберут себе такое место… Они поселятся в Праге. Почему в Праге? Там спокойно, уютно, безопасно. Он читал.

Виктор нес ее в спальню, но что-то жгло внутри. "Ты хочешь в Прагу, чтобы… почувствовать себя тем, кто вырос на унавоженной почве? Но сосед, царствие ему небесное, жил там юношей. А ты…

А я тоже буду жить на Виноградах, пускай не в юности, ну и что? От перестановки мест слагаемых сумма не меняется". Зазубренное в школе правило внезапно выскочило из глубин памяти. В Праге, говорил Соломин, много мест силы. Ему необходимы такие места.

Он опустил Светлану на кровать. Что-то царапнуло его, когда он вспомнил, как перенес сюда мертвую тещу. Он поднял ее из кресла напротив холодильника, ее руки торчали, как ветки старого дерева, и мешали в дверях.

Дурак, почему он не оставил ее там же? В кресле? Ведь соседский мальчишка — Федор — утащил все магнитики с дверцы. Вот он, страх, что делает. Туманит разум. Зацепин испугался: а вдруг кто-то догадается, что было на дверце холодильника? Что эти невинные на первый взгляд вещицы могли разбалансировать сердечный стимулятор?

Он перевел взгляд на Светлану. Она такая золотистая, но в общем-то холодная. Как слиток, вынутый из сейфа надежного банка. Она выдавала ему себя порциями.

— Ты на самом деле знаешь, что делать? — спросила она его, когда он, уже отдышавшись после своих, как он смеялся, пяти километров, лежал рядом с ней. Однажды он объяснил ей, что такое "пять километров". Она хохотала: подумать только, что трата энергии на любовь с ней равна пятикилометровому пешему броску!