Сливки - Ольга Гуляева

Но меня не покидала какая-то смутная, отчасти безнадежная надежда на то, что все это не по-настоящему, не навсегда, что не может моя жизнь продолжиться и закончиться так странно и бессмысленно. Я постоянно думала о том, что существует портал, способный в любой момент перенести любого человека новой эры в прошлое. Совершаются или будут совершаться новые путешествия? Эта тема нигде и никем не обсуждалась. Но благодаря новой профессии, я узнала об Институте времени, о существовании которого в обычной жизни никто не говорил, но в новостях компакта, так или иначе, это учреждение иногда упоминалось.

Например, «Институт времени расширяет штат», «временные порталы будут модернизированы», «экскурсии в Средневековье», «порталы в будущее – миф или реальность?»… От последней перспективы меня передергивало: куда же еще дальше? Зачем? Не дай бог! Но сама по себе деятельность института, тот факт, что порталы и межвременные путешествия продолжают оставаться неотъемлемой частью нового мира, порождали во мне робкую надежду на обратимость всего происходящего. Ведь когда настоящее запущено настолько, что ничего уже ничего не изменить, остается только сделать это через прошлое.

Сколько раз, когда случалась та или иная неприятность, мы отчаянно молили мироздание вернуть время вспять, чтобы предотвратить один неверный шаг. Сколько раз мы жалели, что не можем отмотать назад и поступить по-другому. Особенно это касалось трагичных, непоправимых ситуаций. Например, когда проскакиваешь на автомобиле на желтый свет и попадаешь в аварию, которая калечит тебя на всю жизнь, остаток которой ты жалеешь, что не остановился тогда.

Быть может, есть в прошлом такая точка, стерев которую можно пустить под откос все дальнейшие планы основателей.

До определенного момента все эти рассуждения были только мечтами, но я и не представляла, как скоро они превратятся в навязчивую идею, новую цель моей и без того не лишенной подвигов жизни.

Мы с Жанной спускались на эскалаторе в подземку станции «Площадь революции» после очередного трудового дня, как две капли воды похожего на каждый из предыдущих. Я жаловалась ей на Раджу, который не хотел обсуждать со мной мою затею и давать больше информации, чем положено для написания учебника.

После писательской деятельности на перевалочной базе мне было очень тяжело писать сухо и беспристрастно о новом мире, как того требовал формат исторического пособия.

Подруга с интересом слушала все мои рассуждения о вероятных возможностях института времени. Но еще меньше, чем я верила, что мы сможем найти хоть какую-то связующую нить с этим учреждением, раз даже дружественно расположенный к нам араб отметает всякие разговоры на эту тему.

– Главное, найти единомышленников или убедить как можно больше людей в необходимости хотя бы попытаться что-то изменить, – рассуждала я.

– Ты же видишь, эти люди словно запрограммированы на подчинение новым законам. Всех все устраивает. Даже новоиспеченные сливки, прибывшие вместе с нами, сторонятся нас и всячески пытаются органично влиться в жизнь новой эры.

– Многие из них нашли своих детей. Они не представляют, чего еще можно желать.

– Может, и нам полегчает, когда мы найдем своих, – вздохнула Жанна.

Я едва заметно покачала головой. Внука Жанна, может быть, и найдет, но как сможет забыть о дочери, навсегда оставшейся в прошлом?

Снизу доносился какой-то странный звук. Сначала мне показалась, как будто кто-то стонет. Жанна услышала то же самое, и мы переглянулись. По мере спуска стало понятно, что это пение. Очень необычное и протяжное, но довольно чистое и лишенное фальши.

– Ты когда-нибудь встречала тут такое? – спросила подруга. – Мне даже уличные музыканты ни разу не попадались.

У подножия эскалатора стоял бродяга, похоже, тот самый, встретив которого почти месяц назад на этом же месте, я очень удивилась. Но вскоре забыла.

На этот раз я не прошла мимо. В последнее время я особенно увлеклась изучением поведения сливок, будучи убежденной, что не только КПЖ влияет на их способность приспосабливаться к новой действительности. Я сама была тому ярким примером: высокое КПЖ не принесло мне даже элементарного смирения и спокойствия.

Бродяга был очень худым, мешковатые штаны болтались, держась на туго затянутом ремне. Один край свободной клетчатой рубашки был заправлен, другой болтался навыпуск. Светлые спутанные довольно редкие волосы местами доходили до плеч и прикрывали большую часть лица. Я видела только острый нос на тощем лице, смыкающиеся и размыкающиеся губы, и затуманенный взгляд под лохмами.

При этом бродяга выглядел в меру чистым и опрятным. От запаха бомжа нашего времени уже появилась бы резь в глазах, а его физиономия оказалась бы спитой и испещрённой глубокими ранними морщинами.

Тут ничего этого не было. Бедолага, у которого, вероятно, все-таки имелась крыша над головой, больше походил на блаженного.

Я остановилась напротив, а он продолжал петь, и, как будто почувствовав моё внимание, делал это более старательно. При этом взгляд его был прикован к прежней, выбранной ещё до моего появления точке.

Песня была очень старая, кажется, входила в школьную программу.

Тут меня передернуло. Ну конечно! Мои же дети пели её в музыкальной школе. Соня и Андрюша поступили в первый класс музыкалки одновременно, только на разные инструменты. Но хором занимались в одной группе. Пение лучше давалось Андрею.

Я почти физически ощутила, как в моей голове заметались импульсы, отвечающие за причинно-следственные связи, логическое и ассоциативное мышление и сформировали в итоге пугающую и волнующую догадку.

Этого не может быть!

Я медленно подняла руку и аккуратно отодвинула спутанную прядь с лица мужчины. Нет, ничего знакомого в этом худом измождённом лице с бесцветными потухшими глазами я не увидела.

Бродяга замолчал и последние остатки моих страшных догадок рассеялись, как дым. Все дело было в голосе. Андрюша пел эту песню очень похоже, он очень ее любил.

Я вдруг почувствовала огромный прилив нежности к этому странному незнакомцу. Ни один из выросших детей-сливок, будь он более ухоженный, здоровый и умный, не вызывал во мне подобных эмоций.

Жанна, терпеливо ожидающая рядом, недоверчиво спросила:

– Ты узнала его?

– Не то чтобы, – поспешила ответить я.

И с этими словами бесцеремонно взяла бродягу за руку и задрала широкий рукав его рубашки почти по самое плечо.

Он не сопротивлялся, но наконец перевёл на меня взгляд, в котором появились проблески живости и интереса.

Я же в этот момент уже зажмурилась и сделала очень глубокий вдох, чтобы не лишиться чувств прямо здесь.

Сказать, что мои подозрения подтвердились, было бы неправильно, ведь я даже не подумала заподозрить в этом человеке своего сына. Просто то ли женская интуиция, то ли материнский инстинкт, заставили меня сделать это – взглянуть на то место, где у моего Андрюши было родимое пятно в форме мотылька. Чтобы обнаружить его.