Возвращение к истоку - Сергей Зайцев

Неудивительно, что приземление, мягко говоря, прошло не так гладко, как хотелось бы, да еще нас всех разбросало далеко друг от друга. Удивляться следовало по другому поводу — все остались живы. Удивляться и благодарить Бога.

Продуваемый всеми ветрами в легкой одежде, несколько минут я сидел в полном одиночестве на небольшом скальном плато, где зацепился каким-то чудом после выброса из капсулы. Приходил в себя от стресса и воображал, что прямо сейчас родился заново. Руки тряслись голова кружилась. А взгляд невольно вновь и вновь опускался вниз, к подножию скал, где валялась развалившаяся на несколько кусков капсула. Вскоре в воздухе с басовитым рокотом со стороны базы показался транспортный глайдер, я оказался ближе остальных, и меня заметили первым. Двое штурмовиков — серьезные ребята, зачехленные в полную броню по случаю боевой тревоги подрулили глайдер вплотную к краю плато, помогли перебраться на борт, лица под открытыми забралами выражали неподдельное участие, что, в свою очередь, вызвало с моей стороны ответную симпатию. Похоже, на базе «Зеро» служили неплохие люди.

Затем мы занялись остальными.

Вот тут и выяснилось, что я везунчик в квадрате. Капсулы Зайды и капитана Семика разнесло в клочья — они не успели подкорректировать полет и угодили на иззубренные крутые склоны, после чего скатились на дно ущелья, пересчитав все встретившиеся камни. Зайда, по диагностике докторской утилиты ее лоцмана, отделалась массой болезненных ушибов по всему телу, повредила несколько ребер, сломала левую ключицу, выбила левое плечо и содрала изрядный клок кожи на голове за правым ухом. Поэтому когда мы до нее добрались, выглядела бикаэлка устрашающе — любые раны на голове всегда кровоточат довольно сильно. Ее кофейная шея и ранее белоснежный топик на груди — все стало красным, кровь капала даже с ритуальной косички, пачкая жилет и рукав и без того изгвазданного топика. Спина тоже оказалась в крови. Несколько кусков пластика от капсулы, пробив одежду, глубоко вонзились в тело. Я же говорю, капсула — дешевка, даже пластик оказался низкокачественным, так поранить человека он не должен был. Выдирать осколки Зайда, естественно, заставила меня, штурмовикам такая честь и не снилась, причем выдержала операцию, даже не моргнув глазом.

Затем мы занялись капитаном Семиком. Небольшая пещанная осыпь, стронутая ударом от падения, завалила его по шею поверх обломков капсулы. Так что двум солдатикам пришлось потрудиться, откапывая его, да и я не остался в стороне, взаимопомощь — нужная штука, к тому же в этом полете за особиста, как ни крути, отвечали мы, он был нашим пассажиром, да еще и не по собственной воле. Пусть он этого и не знал, но совесть в карман не спрячешь. На свое счастье, капитан Семик ушел в «глухую несознанку» и ему не пришлось любоваться своей правой рукой, вывернутой в локте за спину. Будь он в сознании, боль должна быть адской. Последним мы подобрали Лайнуса. Его серебристый комбез, потемневший от воды и вымазанный в грязи, уже не выглядел новеньким, как в космопорте. Сам Лайнус сидел на берегу ручья, протекавшего у подножия Сигнальной сопки, а его капсулу уже бесследно унесло быстрым течением. Спасательную команду тавеллианец встретил с привычной невозмутимостью. Спокойно встал и, прихрамывая, забрался на борт глайдера, даже не взглянув на протянутые руки. Я даже почувствовал прилив какой-то ребяческой гордости, заметив, каким уважением солдаты прониклись к нашей команде после такой демонстрации стойкости — что бикаэлка, что тавеллианец, казалось, их просто невозможно вывести из себя. После крушения, едва не стоившего им жизни, внешне они вели себя так, словно ничего необычного не произошло. Но это только внешне. А вот по внутренней связи… Тут уж ни Зайда, ни даже Лайнус сдерживаться не стали, отвели душу. На мне. Больше-то пожаловаться некому, не потеряв лица, так что весь поток брани я записал и заархивировал в памяти лоцмана. При случае как-нибудь покажу законным владельцам, пусть порадуются, какими они порой бывают изобретательными в выражениях. По рассказу Лайнуса, он едва не захлебнулся, пока отстегивал страховочные ремни, болтаясь в воде вниз головой, да еще одной рукой, — вторая его слушалась плохо. Выбраться из воды тоже оказалось непросто — тавеллианец зверски отбил бедро и двигался с трудом — суставы простреливало огнем, мышцы не слушались. Вот и хромал, превозмогая острую боль.

В общем, так как я отделался легче всех, то меня Зайда и послала разобраться с челноком, не дожидаясь, пока эскулап из лазарета базы залатает ей и Лайнусу полученные повреждения.

Разбираться, как только что выяснилось, уже не с чем. Я сыграл по челноку торжественный похоронный марш (в памяти лоцмана какой только ерунды не хранится) и занялся более насущными размышлениями.

Дело вот в чем. В тот самый момент, когда я оказался на борту глайдера спасателей, естественно подсоединенного к ВИУС, как и любая техника базы, я сразу атаковал сеть. Пищи для размышлений было уже более чем достаточно, и миндальничать с военными и их секретами я не собирался. Судите сами — отказ глобальной гражданской сети в космопорте. Изменение планов командования базы и приказ на передислокацию челнока с грузом. И завершающий штрих — выход из строя управляющей аппаратуры челнока по совершенно необъяснимым причинам. Выводы напрашивались вполне определенные.

Я давно подметил, что стресс усиливает мои способности.

Защитная система ВИУС носила красивое название «ледяное пламя» и была весьма продвинутой, сомневаюсь, что даже хакер высокого класса пробился бы сквозь нее в считаные секунды. Я сделал это еще быстрее. Я ее просто проигнорировал. Адреналин, замешанный на страхе от падения и беспокойстве за свою команду, — мощная штука. Поэтому о том, что мы были обстреляны из оружия с неизвестным принципом действия, обстреляны чужаками, напавшими на конвой базы «Зеро», я узнал довольно быстро. Засекреченный видеопакет, который доставил на базу один из спасшихся пилотов, вернее, как сейчас выяснилось, единственный спасшийся пилот с разведывательного гравилета (этот пилот, кстати, сейчас за мной и приглядывал), я уже просмотрел. Высадка торов в кратере старого вулкана впечатляла. Капитан Семик на этот счет ни черта не знал, как мы ни старались его разговорить по пути. Потому что действительно не знал. А теперь ясно и без него, что над той тучкой неизвестного происхождения, перекрывшей пол-ущелья до Адской пропасти, нам не следовало пролетать. Глупо вышло. «Подарок», лишивший наш челнок управления, мы подцепили именно там.

Ладно, пора возвращаться с докладом к Зайде. Она, конечно, и так видит все, что вижу сейчас я, моими глазами — с помощью своего лоцмана, в пределах базы связь пока устойчивая, здесь чужаки еще не «насорили», но кое-какие соображения лучше обсуждать тет-а-тет. Секундочку… так, маленькое уточнение. Каналы связи с компаньонами открыты, но специфического оживления в обмене данными, когда за твоими действиями активно наблюдают живые люди, нет. Лоцман просто поддерживает дежурный режим для сохранения доступа по запросу. Похоже, эскулап занялся Зайдой и Лайнусом основательно, и им сейчас немного не до меня. То-то я смотрю, ни одного комментария за последние пятнадцать минут. Все равно пора назад. Разговор с командиром базы намечается непростой. Зайда наверняка захочет выбить компенсацию за преждевременно почивший кораблик, а мое дело — позаботиться о доказательствах того, что это произошло не по нашей вине. Правда, в данный момент, пока база находится на осадном положении, закон не на нашей стороне, и все гражданские претензии военные вполне могут проигнорировать. Я это прекрасно осознавал. Зайда — тоже. Но попытаться придется, Кассид не из тех людей, кто привык безвозмездно терять свое имущество, тем более целый космический челнок. Дорогая штуковина.