Негодяй из Сефлё - Май Шёвалль

Щелкнул выстрел.

Колльберг бросился через улицу.

Но на сей раз стреляли не в него.

К востоку вдоль Оденгатан ехал с включенными сиренами черно-белый полицейский автобус. Первый выстрел прозвучал, когда автобус подъехал к Сигтюнгатан, за первым последовала целая серия. Гюнвальд Ларссон сделал несколько шагов, чтобы лучше видеть происходящее. Сперва автобус увеличил скорость, потом начал петлять и крутить. Когда он миновал перекресток Оденгатан и Далагатан и скрылся из виду, выстрелы смолкли. И тотчас послышался зловещий грохот железа.

– Болваны, – сказал Гюнвальд Ларссон.

Он присоединился к Колльбергу, стоявшему в дверях, распахнул халат, достал свой пистолет и сказал:

– Он на крыше, это ясно, а теперь посмотрим.

– Да, – согласился Колльберг. – Сейчас он был на крыше.

– Это как понимать?

– А так, что раньше его там не было.

– Посмотрим, – повторил Гюнвальд Ларссон.

Дом имел два подъезда, оба с улицы. Они стояли возле северного и потому сперва вошли в него. Лифт не работал: перед ним собралась кучка взволнованных жильцов.

Вид Гюнвальда Ларссона в лопнувшем по швам халате, окровавленной повязке и с пистолетом в руках взбудоражил их. Документы Колльберга остались в куртке, а куртка в свою очередь осталась в доме по ту сторону площади. У Гюнвальда Ларссона, возможно, было при себе какое-то удостоверение личности, но он не торопился его предъявлять.

– С дороги, – отрывисто приказал он.

– Подождите где-нибудь здесь на первом этаже, – предложил Колльберг.

Успокоить людей – трех женщин, ребенка и старика – оказалось не так-то просто. Возможно, они видели из своих окон, что произошло на улице.

– Не волнуйтесь, – сказал Колльберг. – Опасности нет.

Он вдумался в смысл этих слов и беззвучно рассмеялся.

– Конечно, нет, ведь здесь полиция, – бросил Гюнвальд Ларссон через плечо.

Лифт был поднят примерно на высоту седьмого этажа. На лестничной площадке этажом выше дверь шахты была открыта, и они могли заглянуть в глубину. Похоже, что лифт безнадежно испорчен, кто-то с умыслом вывел его из строя, и этим «кто-то» скорей всего был человек на крыше. Следовательно, они получили о нем некоторые дополнительные сведения: он хорошо стреляет – раз, знает их в лицо – два, разбирается в лифтах – три.

«Лучше, чем ничего», – подумал Колльберг.

Лестница упиралась в железную дверь. Дверь была закрыта, заперта и скорее всего забаррикадирована с другой стороны, только неизвестно, чем именно.

Зато они сразу увидели, что обычными средствами ее не откроешь.

Гюнвальд Ларссон нахмурил кустистые белые брови.

– Барабанить нет смысла, – сказал Колльберг. – Все равно не откроем.

– Зато можно выломать дверь в одной из квартир этажом ниже, – перебил Гюнвальд Ларссон, – оттуда вылезти в окно и попробовать забраться на крышу.

– Без лестниц и веревок?

– Вот именно. – сказал Гюнвальд Ларссон. – Ничего, пожалуй, не выйдет.

Поразмыслив несколько секунд, он добавил:

– А чем ты будешь заниматься на крыше? Без оружия?

Колльберг промолчал.

– В другом подъезде наверняка та же картина. – кислым голосом сказал Ларссон.

В другом подъезде и впрямь была та же картина, как выяснилось из показаний суетливого старичка, который назвал себя капитаном в отставке и держал под неусыпным наблюдением кучку собравшихся перед лифтом людей.

– Я считаю, что всем гражданским лицам следует укрыться в подвале, – сказал старичок.

– Отличная мысль, капитан, – поддержал Ларссон.

Впрочем, в голосе его не было бодрости. Запертая железная дверь, открытые двери шахты, безнадежно испорченный лифт. Возможности выбраться на крышу равны нулю.

Гюнвальд Ларссон задумчиво поскреб подбородок рукояткой пистолета.

Колльберг нервически покосился на оружие в его руках. Хороший пистолет, вычищенный, ухоженный, рукоятка из резного ореха. Стоит на предохранителе. И тут Колльбергу впервые пришло в голову, что склонность к ненужной пальбе тоже является одним из отрицательных качеств Гюнвальда Ларссона. Внезапно он спросил:

– Ты стрелял когда-нибудь в человека?

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, просто так.

– Ну, что будем делать?

– Сдается мне, надо вылезать на Оденплан.

– Пожалуй.

– Мы ведь единственные, кто правильно расценивает ситуацию. Во всяком случае, мы более или менее точно представляем себе, что произошло.

Предложение явно не вдохновило Ларссона. Он выдернул волосок из левой ноздри и рассеянно созерцал его.

– Неплохо бы снять этого типа с крыши, – сказал он.

– Только на крышу нам не попасть.

– Верно.

Они снова спустились на нижний этаж. Но в ту минуту, когда они хотели выйти из дома, один за другим прозвучали четыре выстрела.

– В кого это он? – спросил Колльберг.

– В полицейскую машину, – ответил Ларссон. – Упражняется.

Колльберг взглянул на пустую машину и увидел, что обе мигалки и прожектор на крыше пробиты пулями.

Они вышли из дома и, лепясь к стене, завернули за угол на Обсерваториенгатан. Людей поблизости не было.

Они сбросили свои белые халаты прямо на тротуар.

Над ними застрекотал вертолет. Но видеть его они не могли.

Поднялся ветер, пронзительно холодный, несмотря на обманчивое сияние солнца.

– Ты узнал имена верхних жильцов? – спросил Гюнвальд Ларссон.

Колльберг кивнул.

– Наверху есть две квартиры типа студий, но в одной сейчас никто не живет.

– А в другой?

– Какой-то Эриксон. Мужчина с дочерью, кажется.

– Так, так.

Выводы: некто, умеющий хорошо стрелять, владеет автоматом, знает Колльберга и Гюнвальда Ларссона, не любит полицейских, разбирается в лифтах и, возможно, носит фамилию Эриксон.

События разворачивались быстро.

Сирены завывали вблизи и вдали.

– Надо брать его с улицы, – сказал Колльберг.

Ларссон не был в этом убежден.

– Может, и так, – сказал он.

Если на Далагатан и поблизости почти не было людей, то тем больше скопилось их на Оденплан. Треугольная площадь буквально кишела черно-белыми машинами и полицейскими в форме, а эта демонстрация силы, как и следовало ожидать, собрала большую толпу зевак.