Библейские истории для взрослых - Джеймс Морроу

— У меня не все дома, да?

— Сложный случай, Гюнтер. Очень и очень сложный.

19 ноября 1999 года

Внутри меня слышатся голоса, какофония неудавшегося общения и удавшегося негодования. Мои либералы орут на консерваторов. Мои расисты выплевывают оскорбительные эпитеты в адрес моих национальных меньшинств. Мои протестанты-фундаменталисты посылают католиков в ад.

— Голоса, доктор Иззард. Я слышу голоса. Шизофреники слышат голоса.

— Что вы при этом чувствуете?

— Они пугают меня до смерти.

— Хорошо.

Иззард раскрыл свою папку и вынул листок со скетчами.

— Настоящий больной психозом не пугается голосов. Он принимает их как должное. Ему даже в голову не приходит, что они могут указывать на сумасшествие. У вас реакция психически здорового человека. Это весьма обнадеживает.

— Реакция психически здорового человека, страдающего от худшего в истории случая диссоциации.

— Возможно.

— Вы можете заставить их замолчать?

— Не знаю.

Иззард дорисовал ореолы над несколькими лицами.

— Думаю, нам следует вернуться к смерти вашей сестры.

— Мы делали это на прошлой неделе.

— Расскажите мне еще раз.

Я рассказал вдвое короче. Как шли по парку Киссена с Бриттани. Об ее исчезновении. Криках. Моем побеге. Ужасных похоронах…

— Вы слышали крики? — прервал Иззард

— Да.

— Вы никогда не упоминали о криках раньше.

22 ноября 1999 года

Крики. Сейчас я бы согласился на простые крики, разве не так? Простые крики были бы бальзамом на душу по сравнению с недавними событиями.

Когда мои инквизиторы жгут моих еретиков, я чувствую, как языки пламени обжигают мое сердце. Когда мои расисты линчуют моих черных, моя трахея сжимается, и я, задыхаясь, падаю на пол.

Назовите это психосоматическим явлением, но это больно.

24 ноября 1999 года

Я стал писать во сне. Засыпаю на кушетке, а просыпаюсь в столовой с шариковой ручкой в руке, и блокнот согревает мне грудь, как припарка. Я не могу определить государственные флаги, национальные гербы, военные знаки отличий и формы пехотинцев, захламляющие блокнот, но в рисунках чувствуется бесспорный вкус. Даже бланки налоговых деклараций в моем изображении могут похвастаться определенной элегантностью.

На моем любимом флаге изображена радуга, соединяющая аркой две горные вершины, словно аркбутан. Весьма вдохновляет.

У меня определенно скрытый талант.

25 ноября 1999 года

Бессонница.

Прогулка по Вашингтон-сквер.

Повсюду вспыхивают молнии, высвечивая группу белых мужчин в шинелях восемнадцатого века, бьющих кнутом голую темнокожую коренную жительницу.

По возвращении домой я обнаруживаю на своей спине рубцы.

27 ноября 1999 года

Суббота. Очередной сеанс от рассвета до заката. Этот наконец действительно закончился на закате.

— Вы ударились в политику, — объявил мне Иззард, когда я снова пришел в себя. — Семьи начали образовывать… ну, как бы вам это объяснить…

— Мне все об этом известно. Страны, верно?

— У вас есть страны, — подтвердил Иззард тоном строгого, но сострадательного терапевта, ставящего диагноз: «СПИД». — И естественно, союзы стран. Есть коммунистический пакт, договор о свободном предпринимательстве и сборище бедных развивающихся наций, поглядывающих на оба блока с сильным подозрением.

Что остается при подобных обстоятельствах? Ничего, кроме как рассмеяться.

— Мне не нужен психиатр, доктор Иззард, мне нужен дипломатический корпус.

Вместо того чтобы рассмеяться в ответ, Иззард улыбается, подтверждая, что я вытащил слова у него изо рта.

— Я потратил большую часть дня, беседуя с государственным секретарем Суверении и министром иностранных дел Пролетарии.

Его серьезность привела меня в невероятное уныние.

— Гюнтер, моя печальная обязанность заключается в том, чтобы известить вас, что сразу же после полуночи между вашими двумя сверхдержавами начнется война.

28 ноября 1999 года

Позвонил Иззард, чтобы узнать, как мои дела, и отменить сеанс в следующую пятницу. Съезд терапевтов в Филадельфии.

— Война началась, — проинформировал я.

9 декабря 1999 года

Война. Гляжу в зеркало и вижу там одновременно больного раком и жертву автомобильной аварии. Основной театр боевых действий — над моими плечами. Взрываются бомбы — у меня пелена перед глазами. Рвутся снаряды — зубы выбивают чечетку, а иногда вылетают изо рта. Попадает в засаду дозор — и кровь течет из ушей и носа. Обе стороны используют иприт. Мой кашель слился в одну непрерывную конвульсию. Я уже полысел, как Иззард.

В моем торсе открылся второй фронт. Из сосков капает гной. Я дрожу от ожогов третьей степени, воспаленные мокрые черные кратеры изрыли ландшафт груди.

Персонал отделения неотложной помощи в больнице Бет Израэль и Медицинского центра Нью-йоркского университета узнает меня с первого взгляда. Я уже не знаю, что придумывать.

10 декабря 1999 года

— Боже мой, — воскликнул Иззард, завидев меня, изорванного и кровоточащего. Обычно невозмутимый, он не может смотреть на меня без дрожи.

— Помогите мне, — взмолился я.

— Я попробую. Поверьте мне. Попробую.

Он провел меня к кушетке и бережно положил на все понимающий плюш.

— Полагаю, вам оказывают медицинскую помощь?

— Лучшую, какую может предложить кабинет неотложной помощи.

— Мы отменим сегодняшний сеанс, если…

— Нет! — Как я, должно быть, жалок: «Да, док, я знаю, что обречен, но все равно дайте мне несколько своих самых красивеньких таблеточек». — Пожалуйста!

— Думаю, нам снова следует поговорить о тех кошмарах. Вашу сестру всегда убивает сфера, правильно?

— Всегда.

Языком нащупываю щель между двумя сохранившимися зубами.

Иззард достает из верхнего ящика бюро толстый длинный конверт и кладет мне на грудь. Когда я его открываю, из него вываливается дюжина фотографий.

— Посмотрите внимательно, — настаивает Иззард.

Снежок, тыква, воздушный шар, арбуз, луна, большая женская грудь, ягодица неопределенного пола, глобус, огромный земной шар «Перисфера» с Нью-Йоркской международной ярмарки 1940 года и еще больший глобус «Унисфера» с международной нью-йоркской ярмарки 1965 года, футбольный мяч, яблоко.