Леди GUN - Владимир Вера

Антипин протер очки и как по писаному изложил свои мысли:

– Ситуация щепетильная. У меня создается впечатление, что буржуазные бумагомаратели не врут. На агента Пилипенко и раньше поступали подобные сигналы. Возможно, мы ошиблись, когда сделали ставку на эту лошадку.

– Да, Юрий Вадимович, эта лошадка опорожнилась не с той стороны, где мы поставили горшок. Предлагаешь Пилипенко отозвать сейчас же и разобраться здесь? Или подождем, как пойдут события?

– Если в ЦК требуются наши рекомендации, то я готов немедленно изложить наши соображения. Нам видится, что активность грозит обернуться побочным эффектом. В случае если мы отзовем из Европы Пилипенко, будет явствовать, что мы признаем факт. Их пресса подхватит жареное и раздует шумиху вокруг «поразившего церковь Советов распутства». Наверняка они раструбят что-то в этом роде.

Другой вариант. Полная пассивность. Это если мы закроем глаза, будто ничего на самом деле не произошло. То есть что мы плевать хотели на комариные укусы враждебной пропаганды. Все оставить на своих местах. Сохранить статус-кво. Но не думаю, что в этом случае писаки отвяжутся. Вполне вероятно, набросятся с еще большим интересом и остервенением. Оставлять Пилипенко за границей не в наших интересах. Его там заклюют.

Есть третий вариант. Мне он кажется наиболее удачным. Действовать, но от обратного. Отозвать Пилипенко из Европы в СССР не в качестве осквернившего рясу, а вернуть его в страну как потерпевшего, подвергнутого нападкам бесчинствующих «зарубежников», которые не чураются даже таких грязных методов, изощряясь в своих попытках дискредитировать служителей церкви в Советском Союзе.

Бесспорно, в своем донесении Пилипенко себя выгораживает, но нельзя не отдать ему должное: для сохранения собственной шкуры он выбрал единственно верный ход. Такие кадры нам нужны, Михаил Иванович. Кстати, есть хорошая вакансия в Киеве. В политической благонадежности равных Пилипенко нет. А теперь, зная, что мы его помиловали, незаслуженно обласкали, он превратится в цепного пса, абсолютно ручного, и будет отрабатывать. В любую минуту мы спустим пса на идеологического противника. На Украине их хватает. Западенцев обрабатывает Рим, грекокатолики поднимают голову. Надо бы придавить их до конца. Центр кишит подпольем автокефалов, которых подкармливают из Канады. Полно катакомбников. Настолько ли важен моральный облик нашего агента? Это мы всегда сумеем замазать, главное – это его профессиональные качества.

– Пора потребовать от этих попов присылать нам шифрограммы. Вы обучите, Юрий Вадимович, а то строчат эти витиеватые донесения. Мало ли. Ведь бумажки имеют привычки теряться по дороге. – Кулич уже более или менее знал, каким будет решение по Пилипенко, поэтому позволил себе безобидное отступление. Но он все же смутно представлял, как именно будет выглядеть решение. А посему задал вопрос: – Предлагаешь перевести Пилипенко с повышением?

– Да, – не задумываясь, ответил Антипин. – Только таким образом мы должны реагировать на выпады буржуазной пропаганды и продажной прессы. Налицо борьба двух идеологий. Пилипенко нам здесь пригодится. К тому же в нашем послужном списке появится очередное разоблачение американского шпиона протоиерея Родионова. Нужно держать в страхе церковных клириков.

– Хорошо. – Кулич ударил ладошками о стол. – Вызывайте Пилипенко, Юрий Вадимович, и подготовьте подробный рапорт с обоснованием.

– Займусь этим сегодня же.

* * *

Все сроки вышли. Лена вот-вот должна была родить. Боря в эти дни чувствовал себя скверно. Как только Лена родит, она будет еще дальше от него. Не давала покоя тревога: «Теперь между нами будет этот ребенок… Отпрыск Симеона».

Ждать пришлось недолго. Это была шутка природы! На свет появилась двойня! Два симпатичных карапуза – мальчик и девочка… Курьез случился, когда Борис отправился забирать Лену с грудными детьми из роддома. Перед этим Борис долго думал, стоит ли ему вообще идти, но так как наверняка знал, что настоящий отец встречать Леночку не будет, махнул рукой на предрассудки и захватил с собою огромный букет гладиолусов.

В роддоме шикарный букет оказался в руках у Леночки, а Борису всучили двух малышей, укутанных в пеленки. Он держал в руках два маленьких свертка, из которых торчали крохотные розовые головки, слепые и сморщенные.

До рождения ребенка Борис возненавидел его разумом. Так вышло, что родились двойнята, и ненависть Бориса могла бы удвоиться. Но взяла верх жизнь, а не арифметика. Он бережно нес к такси двух беззащитных человечков, кожица которых была тонка, словно пленочка на дольках мандарина. В них не текла его кровь, но струилась кровь его любимой. Разум испытывал горечь, но сердце искренне радовалось, душа смеялась, а ненависти не было вовсе.

Малыши были такие славные и смешные. Когда медсестра, приняв его за отца, произнесла принятое в подобных случаях «Вылитый папа!», Боря усомнился, как это она умудрилась это разглядеть. Он попросил уточнить, какой именно. Медсестра ответила не задумываясь: «Оба!» Борис невольно улыбнулся. Глядя на него, улыбнулась и Леночка. Было видно, как она ослабла и похудела во время родов, но от этого не стала менее красивой. Боря любил на нее смотреть, когда она была в хорошем настроении. Он хотел обнять ее, но руки были заняты. Он думал: быть может, еще не все потеряно. Подумаешь, двое детей, разве это меняет дело…

В суете пронесся день. Наступил следующий. Боря притащил люльки, приобретенные по дешевке. Лена собиралась кормить малышей. Она попросила Бориса выйти или хотя бы отвернуться. Какие вопросы, конечно. Он подошел к окну и машинально окинул взором еще не обработанные секатором ряды кустарников в саду. Взгляд не обошел стороной две подвижные точки, передвигающиеся с приличной скоростью по газонам в направлении кирпичной пристройки. Борис не поверил своим глазам…

«С чем пожаловали эти урки-диверсанты?» – Он не упустил возможности лишний раз ухмыльнуться про себя. Эти двое, что приближались перебежками от дерева к дереву, были его давними знакомыми. Седой и Кабан. Однако Борис тут же одернул себя. В памяти промелькнула недавняя встреча возле собора, их странное поведение там и несуразная чушь, которую наплел ему епископ.

«О чем они могли беседовать с Симеоном? Что им здесь надо? Раньше не наблюдал за ними такого бешеного энтузиазма. Прыгают, как кузнечики. Будем надеяться, хоть сегодня все прояснится. – Борис задумался. – Надо подготовиться к встрече старых дружков. Угадать, чем она закончится, я не берусь». Он обернулся к Лене. Она переполошилась:

– Ну, Боря, я же просила не смотреть.

– Лена, срочно бери детей, – нахмурив брови, произнес Борис. – Придется тебе вылазить отсюда через окно. Прошу тебя, не задавай никаких вопросов. Я тебе все потом объясню. Закроешься на застекленной веранде и никаких звуков. Не открывай никому, кроме меня. Все, скорей. Я говорю, скорей. Нет времени объяснять.

Лена не могла понять, что случилось… И Борис не потрудился сказать. Но по тому, как Боря то и дело выглядывал в окно из-за шторки, она поняла, что им грозит какая-то опасность. Она, крепко прижав малышей, бросилась к окну в дальней комнате. Борис закрыл за ней дверь. Спустя секунду раздался стук.