Поезд следует в ад - Виктория Борисова

Он протянул ей руку, помог подняться и отряхнуть снег с одежды. Заботливо так, прямо по-братски… Он вроде бы случайно провел ладонью по ее длинным распущенным волосам — и тут же смутился, убрал руку. Но когда встретились их глаза, в лице его что-то дрогнуло, и взгляд стал совсем другой — не победительный и дерзкий, а кроткий, восхищенный.

— Могу я спросить, как вас зовут?

— Ольга…

— О, какое красивое имя! — Он как будто обрадовался, что ее зовут так, а не иначе. — Ольга — это Helga. В переводе со старонорвежского ваше имя означает «чистая» или даже «святая». Позвольте представиться, — он коротко поклонился, — Олаф Скалнаримссон.

Потом они шли вместе, и лошадь он вел в поводу. За те полчаса, что понадобились, чтобы дойти до конюшни, Олаф успел рассказать о себе почти все. Он родился в маленькой скандинавской стране и был младшим сыном в семье одной из боковых ветвей королевского рода.

— Мой отец был двоюродным братом короля Гуннара.

— Так вы принц! — выдохнула Оля почти со страхом.

— Да, — он смущенно улыбнулся, будто уличенный в мелком проступке, — но мне вряд ли придется стать королем, и я очень рад этому.

— Почему?

— У нас конституционная монархия. Короли царствуют, но не правят. Они позируют фотографам, произносят речи в дни праздников и машут рукой с балкона королевской резиденции. Знаете, Ольга, это ведь очень утомительная работа — быть символом нации! Зато теперь я свободен.

— А чем вы занимаетесь, Олаф? И почему так хорошо говорите по-русски?

— Видите ли, Ольга… По профессии я историк и археолог. Тема моей работы — это связи, которые существовали между нашими народами в глубокой древности. Может быть, вам известно, что первые русские князья были… Как это? — Он задумался на минуту, припоминая трудное слово. — О, варъяги А женой конунга Гаральда Смелого была русская княжна…

Он увлекся и говорил еще очень долго. Когда они дошли, наконец, до конюшни, Оля уже знала о конунгах Инглингах и Скъельдунгах едва ли не больше, чем о своих ближайших родственниках. Точно, больше — ведь даже отца Оля не помнила, а мама никогда не рассказывала! Когда Оля была еще маленькой, на вопрос «где мой папа?» мама никогда не отвечала, только сжимала губы в ниточку, и глаза у нее делались ледяные… Потом она и спрашивать перестала — поняла, что маме неприятно.

А теперь она стояла лицом к лицу с мужчиной, о встрече с которым мечтала всю жизнь, и не знала, что делать дальше.

— Ольга, прошу вас, — он взял ее за плечи, повернул лицом к себе, — я очень вас прошу — подождите меня всего несколько минут! Это очень важно для меня.

Он почти бегом миновал ворота и скрылся из виду. Оля осталась одна. Она была совершенно ошарашена произошедшим, а потому даже рада была возможности привести мысли в порядок и немного прийти в себя.

Ну вот, как говорится — сбылась мечта идиотки! Умный, красивый молодой мужчина, кажется, влюблен в нее не на шутку. Разве не этого она так хотела? Тогда почему же совсем не радостно на душе? Почему ей тоскливо и страшно, да так, что мурашки бегают между лопатками?

«Наверное, я просто замерзла», — решила Ольга и принялась энергично прохаживаться взад-вперед на утоптанном пятачке перед административным зданием. Она почти согрелась, когда взглянула ненароком на свое отражение в окне — да так и обомлела.

Из мутного стекла на нее смотрела хорошенькая молодая женщина с распущенными светлыми волосами и огромными голубыми глазами, одетая в белую куртку с пушистым воротником. Ну прямо Снегурочка! Оля улыбнулась своему отражению, зарылась лицом в белый мех… И вот тут ей стало страшно по-настоящему. «Стоп. У меня же никогда такой куртки не было! — Только сейчас Оля поняла, что на ней чужая одежда. — И почему вдруг зима, если только что была ранняя осень? Какое сегодня число? Какой год? И где я, в конце концов, оказалась?»

Оля лихорадочно пыталась вспомнить, что было с ней вчера, позавчера или неделю назад — и не могла. Странный маленький человечек по имени Шарль де Виль обещал ей неземную любовь в обмен на ее бессмертную душу, и условия договора он выполнил в точности. А что будет дальше?

Оля почувствовала, как в душе поднимается мутная волна паники. Ей хотелось бросить все и бежать отсюда без оглядки, вернуться в свою привычную, серенькую, но такую теплую, надышанную жизнь и забыть Шарля де Виля как страшный сон.

Но Олаф уже бежал к ней и махал рукой. Он успел переодеться, но, видно, очень уж торопился. Даже пальто не застегнул, и редкие снежинки опускались на его чуть встрепанные вьющиеся волосы.

— Ольга! Как хорошо… Я боялся, что вы уйдете. Очень боялся. Вы замерзли? Пойдемте скорее, здесь моя машина. Совсем недалеко, на стоянке…

Он галантно распахнул перед ней дверцу темно-синего «вольво». Ольга удобно устроилась на мягком сиденье и немного успокоилась. В самом деле, чего она боится? Ведь все так хорошо! Сейчас он, наверное, пригласит ее в какой-нибудь шикарный ресторан. Там будут гореть свечи, играть тихая музыка, они будут пить вино из высоких бокалов и, может быть, даже танцевать. А потом… Потом они проведут ночь вместе. Оля даже покраснела при мысли об этом. Горячая волна пробежала по всему телу, от макушки до пяток. Думать было и сладко, и стыдно немного.

Олаф сидел рядом с ней, смотрел прямо перед собой, положив обе руки на руль, и не трогался с места, как будто хотел сказать что-то — и не решался. Наконец он повернулся к ней:

— Ольга… Я хотел вам сказать… Словом, я никогда не встречал такой женщины, как вы. У меня такое чувство, что я всю жизнь вас знаю… Или всю жизнь искал именно вас. Понимаю, все случилось слишком неожиданно, но мне так не хочется с вами расставаться! Сегодня День святого Валентина, праздник влюбленных… Я никогда особенно не верил в него, а вот теперь — верю! Давайте поедем вместе куда-нибудь — разумеется, если у вас нет других планов на сегодня. Вы согласны?

Оля кивнула.

— Итак, куда мы направляемся? — Он шутливо поклонился и снял несуществующую шляпу. — Располагайте мной, прекрасная дама! Это ваш Город, и я повинуюсь.

А и в самом деле — куда? Не признаваться же, что всю жизнь проживя в Москве, она прошмыгивала напуганной мышью от работы до дома и обратно. В ресторанах Ольга не бывала (не считать же тот единственный визит в кафе с Маргошей!), но ведь так обидно выглядеть дурочкой. Она совсем засмущалась и произнесла как-то робко, почти по-детски:

— Я не знаю…

Олаф еще помолчал недолго, барабаня пальцами но рулевому колесу, и вдруг спросил:

— Скажите, Ольга, что вы любите больше всего?

Она вспомнила почему-то единственный свой заграничный отдых в Турции — десять дней бездумного и беззаботного ничегонеделания на берегу теплого моря, когда не было ни забот, ни ответственности… Только ласковые волны, шезлонг у бассейна и даже коктейли в баре по вечерам. И пусть отельчик был трехзвездный, самый дешевый, и приходилось ходить на городской пляж, а турки были слишком назойливы, смущали ее постоянно своими масляно-томными взглядами и недвусмысленными предложениями — все равно было хорошо! Вот где ей хотелось бы оказаться по-настоящему, но где же взять все это в зимней Москве… Как мама говорила, «мало ли, что ты хочешь». Ресторанчик бы, что ли, какой-нибудь вспомнить… Но неожиданно для себя Оля сказала: