Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

– Почему Хозер просто не отправил свое доказательство барону по почте? – спросил Генри.

– Не знаю, но догадываюсь, – ответила баронесса. – Не думаю, что Герман собирался развестись со мной по суду – это было бы слишком просто для такого человека, как мой муж, и слишком милосердно. Он хотел сыграть в кошки-мышки с нами обоими.

– И где это ценное доказательство теперь? – спросил Тиббет. – Полагаю, у барона?

– Нет. – Мария Пиа покачала головой. – Приехав в Санта-Кьяру, Герман увидел, что подъемник остановлен из-за смерти Хозера. Потом, после того, как вы с Эмми ушли из «Олимпии», Россати подошел к нему и представился. Герман сразу же спросил его про конверт, и Россати признался, что потерял его.

– Потерял?! – резко спросил Тиббет. – Когда?

– Хозер отдал его владельцу отеля в баре в пять часов. У Россати была назначена встреча с банковским управляющим, поэтому он сразу отправился вниз на подъемнике. Закончив дела в банке, он зашел выпить в бар «Шмидт», а оттуда перебрался в «Олимпию» около половины седьмого. Именно тогда он и обнаружил, что конверт исчез из кармана его куртки. Он клянется, что его украли.

– Но как, прости господи, Франко мог взять его?

– Это ужасно, – поморщилась баронесса. – Когда мы закончили кататься на лыжах, я повела детей в спортивный магазин, обещала купить им новые свитера. Франко не захотел ждать, пока мы будем делать покупки, и с кем-то из инструкторов тоже пошел выпить в «Шмидт». Он признает, что видел там Россати и говорил с ним.

– Даже если так, – сказал Генри, – откуда ему было знать, что в конверте?

– Ну, если бы он увидел его – адресованный Герману и подписанный рукой Хозера, – сразу бы догадался. И в любом случае… – Мария Пиа вдруг осеклась.

– В тот вечер Франко пришел в «Олимпию», что-то вам сказал, и вы воскликнули: «Это же замечательно». Он сказал, что завладел доказательством и уничтожил его?

Мария Пиа дрожала.

– Нет… – прошептала она, – нет…

Генри сурово посмотрел на нее.

– Лучше бы вам не лгать, – посоветовал он. – Разумеется, я прекрасно понимаю ход ваших мыслей. Если бы Франко думал, что доказательство уже у Германа, ему не было бы никакого смысла убивать Хозера. Но если конверт попал к нему в руки, это меняет дело: доказательство устранено, но Хозер жив и может представить его снова. А вот со смертью Хозера довольно легко уговорить Россати держать рот на замке.

Мария Пиа тихо заплакала.

– Франко не крал его, – произнесла она сдавленным голосом.

– Послушайте, – сказал Тиббет, – давайте допустим самое плохое и признáем, что Франко завладел конвертом. Это никоим образом не доказывает, что он убил Хозера. Когда бы он успел взять пистолет?

Баронесса прошептала едва слышно:

– Помните вечер накануне убийства? Все танцевали в баре, даже Герда. Только мы с Франко ушли рано. Анна рассказала это Герману. И Герман говорит, что Франко мог именно тогда взять пистолет в комнате Хозера.

– Об этом я забыл, – задумчиво произнес Генри.

– Но, видите ли, – сказала Мария Пиа, – я знаю, что он этого не делал.

– Откуда?

– Потому что, – ответила баронесса, очаровательно зардевшись, – он всю ночь провел со мной. Но как я расскажу об этом мужу?

– Понимаю трудность вашего положения, – признал Генри. – Как я догадываюсь, теперь вы с Франко все отрицаете, а Россати, какими бы компрометирующими сведениями ни располагал, помалкивает о содержимом конверта?

Баронесса молча кивнула. В этот момент Генри увидел шагавшего по тропинке в отель высокого сухопарого барона фон Вюртбурга в сопровождении крохотных фигурок Ганси и Лотти.

– Что ж, из сказанного вами можно сделать вывод, что Франко не мог убить Хозера, но, учитывая обстоятельства, единственный способ избавить его от подозрений состоит в том, чтобы найти того, кто это сделал. Именно этим я и занимаюсь. Поэтому, что бы ни случилось, ни в коем случае не используйте это удобное, но запутывающее дело доказательство – по крайней мере, до того момента, пока я не разрешу. Вы поняли?

– Да, Генри, – ответила Мария Пиа.

Анна сообщила Генри, что il padrone[28] – у себя, в своей личной гостиной, как всегда в это время дня, и что его нельзя беспокоить без крайней необходимости. Тиббету, однако, удалось убедить ее, что у него как раз именно крайняя необходимость, и Анна, очень неохотно, провела его через обитую зеленым сукном дверь, которая отделяла личные покои владельца от остальных помещений отеля.

Гостиная Россати была просто, но удобно обставлена. Двумя самыми впечатляющими объектами в ней являлись огромный письменный стол с кожаной столешницей, увенчанный фотографией девушки поразительной красоты, лицо которой казалось смутно знакомым, и сам хозяин, растянувшийся во весь рост на диване и безмятежно дремавший, накрыв лицо ведущей римской ежедневной газетой. Он вскочил при появлении инспектора и выразил полную готовность немедленно оказать ему любую необходимую помощь.

Генри начал с обманной тривиальности: мол, ему хотелось бы составить ясную картину последнего спуска герра Хозера на подъемнике.

– Насколько я понимаю, синьор Россати, вы очень часто пользуетесь подъемником, – заметил он, – хотя не катаетесь на лыжах, если не ошибаюсь.

– Нет-нет, я не лыжник. Приехав сюда, я был уже слишком стар, чтобы учиться.

– Это было три года тому назад, не так ли?

– Именно так, синьор.

– Возвращаясь к подъемнику, – сказал Тиббет, – сколько времени нужно, чтобы дойти до него по тропе от отеля?

– Ну… минуты две… может, чуть больше, если идет сильный снег.

– А в темноте?

– Дорожка хорошо освещена, синьор, вы же знаете.

– Потом вы останавливаетесь и ждете, когда подъедет кресло?

– Конечно.

Россати выглядел озадаченным, поскольку подозревал, что ответы на все эти вопросы полицейского известны так же хорошо, как и ему самому. Но тот упорно продолжал:

– Затем кресло подъезжает к вам сзади, вы садитесь в него, укутываете ноги одеялом, опускаете страхующую перекладину и к этому времени уже проделываете значительный отрезок пути.

– Именно так, – подтвердил Россати. – Что касается меня, то я не заморачиваюсь со страхующей перекладиной – это, знаете ли, лишь для новичков.

– А Хозера вы бы назвали новичком?

– После стольких лет… – Россати рассмеялся. – Разумеется, нет.

Генри продолжил:

– А, скажем, через две минуты после того, как вы сели в кресло, вы оказываетесь довольно далеко от посадочной платформы?