Проклятие Митридата - Сергей Богачев

Митридат VI Евпатор стоял не шелохнувшись, внимательно слушая каждое слово жреца.

— Есть ли какое-то лекарство от этого проклятия? — Аннас задал вопрос, который сейчас терзал повелителя, и сам на него ответил: — Есть. Найди в своем сердце место для любви и милосердия.

Митридат выслушал верховного жреца и, когда тот замолчал, обратился к нему.

— Ты, Аннас, как и все жрецы, противоречив и загадочен, — его голос стал низким и полным угрозы. — Достичь могущества в той мере, которая мне предначертана судьбой, без силы и жестокости невозможно. Рим не будет ко мне милосерден, он сотрет меня в прах, а вместе со мной и всех вас, стоит лишь мне проявить слабость.

— Выбор за тобой, повелитель, — жрец смиренно сложил руки и опустил голову в поклоне. — Однажды ты уже отпустил пленных воинов, дав им денег на дорогу домой, — это как раз и было твое милосердие, Митридат.

— Я не могу отпускать всех римских воинов! Они не оценят такого великодушия, да и Сулла будет только рад тому, что солдаты его легионов возвращаются из баталий в целости.

Повелитель уже не говорил, а кричал:

— Это была минута слабости!

— Нет, то была минута великодушия! — верховный жрец негромко, но уверенно перебил своего царя. И повторил: — Великодушия!

Он выдержал паузу.

— Я не могу давать тебе советы, как побеждать в жестоких войнах, а ты не можешь помочь мне в моих предсказаниях. Ты сам выбираешь свой путь. Но всегда помни о силе проклятия!

Аннас развернул ткань, которой был обернут небольшой керамический сосуд, плотно закрытый пробкой.

— Здесь находится масло священной оливы. Помни, как только сосуд опустеет — проклятие овладело тобой полностью, и ты ничего уже не сможешь изменить. Это масло было отжато в год твоего рождения, и оно проживет с тобой всю твою земную жизнь, сколько бы тебе ни было отмеряно. Но… берегись проклятия женщины, выносившей твое семя! От такого проклятия лекарства нет.

Жрец протянул Митридату маленькую амфору и покорно склонил голову.

— Теперь ты знаешь о себе все, и тайн для тебя больше нет.

3 августа 2013 года

Когда Заборский ушел, Черепанов еще раз попытался проанализировать создавшуюся ситуацию. Отдельные события хоть и слабо, но уже становившиеся ему более-менее понятными, почему-то снова не складывались в единый пазл. Получалось, что он не только не представлял, как подобраться к загадочному Антиквару, но в настоящий момент уже не улавливал логики его действий. До звонка капитана Сидорченко поступки Антиквара были вроде бы понятны, объяснимы и даже прогнозируемы. Теперь же все опять стало запутанно и туманно.

Чтобы было легче рассуждать, Черепанов поступил так, как делал всегда, когда попадал в подобную ситуацию. Он взял чистый лист бумаги и сверху крупными буквами вывел слово «Антиквар». Ниже стал излагать текст, который содержал следующее: «1. Антиквар хотел иметь пектораль. 2. Реваз Мачавариани продал пектораль Белякову. 3. Антиквар похищает ее у Белякова, при этом убивают его жену».

В правом углу листка Черепанов пометил: «Установлено!» — и вернулся к своему списку.

«4. Узнав о частном расследовании, Антиквар пытается помешать с помощью письма из министерства. 5. Чтобы скрыть следы, люди Антиквара убивают свидетелей — Реваза Мачавариани и Викторию Сливко. 6. Пытаются найти и убрать Олега Сливко».

«Логично!» — последовала очередная пометка в углу листка.

Затем Черепанов вывел фразу, после которой надолго задумался: «7. Смерть ювелира».

В размышлениях прошло минут десять, после чего напротив этой строчки Черепанов поставил три вопросительных знака и далее написал: «8. Обыск в квартире Виктории Сливко».

Именно это сообщение нарушало стройность логических построений. Черепанов в который раз задавал себе вопрос: что искали в квартире Сливко? Если ее сына Олега, то зачем было копаться в вещах и устраивать в доме настоящий погром? Возможно, боялись, что против них остались улики? Но какие? Виктория Сливко мертва, Олег находится у нас и ни о каком Антикваре и тем более о пекторали, как говорится, ни сном ни духом. И даже если эти улики существовали, почему люди Антиквара не пытались уничтожить их раньше? Вот тут, скорее всего, логики нет, а если и есть, то пока не совсем понятная.

В самом низу своих записей Черепанов вывел: «архив ювелира». Встав из-за стола, он достал из шкафа чемодан и перенес его на журнальный столик. Щелкнув слегка поржавевшими пружинными замками, поднял крышку. Всю оклеенную ярко-красным плюшем внутренность чемодана занимали полиэтиленовые пакеты с фотографиями и письмами. Кроме того, тут находились выгоревшие от времени пухлые папки, аккуратно завязанные «на бантик» синими матерчатыми тесемками.

Иван начал с пакетов. Вытряхнул содержимое одного из них — на стол веером посыпались черно-белые любительские фотографии. Черепанов взял верхнюю и стал рассматривать. На фоне парковой листвы и живописного фонтана был запечатлен чернявый франт в пиджаке, сапогах и фуражке. На следующем снимке он был уже в группе таких же модников, рассевшихся на парковой скамейке с лихо закушенными папиросками в зубах. На других фотографиях красовались молодые улыбающиеся девушки в расклешенных плиссированных юбках с высокими и оттого смешными прическами. Судя по датам, обозначенным выцветшими от времени чернилами, на фото были сам Яков Матвеевич Ракошиц и, наверное, друзья его молодости.

В чемодане нашлось немало старых снимков, на которых, видимо, были запечатлены родители хозяина архива. В отдельной, туго стянутой белой резинкой пачке лежали фотоснимки молодой черноволосой женщины с огромными бархатными глазами и едва заметными темными усиками над верхней губой. Иван перевернул фото и на обороте прочитал надпись: «Любимому Янкелю от Розалии. С тобой навсегда! Харьков, 1950 год». «Похоже, это покойная жена ювелира», — догадался Черепанов.

В другой пачке он обнаружил фотографии, сделанные, скорее всего, где-то на Севере, и, судя по одежде и виду запечатленных на ней людей, явно во время отбывания Ракошицем срока в лагере.

Черепанов отложил фотографии в сторону. Смотреть их было интересно, но его не покидало чувство, что он делает что-то недозволенное. Иван вложил снимки в полиэтиленовые пакеты и взялся за папки.

Их содержание отражало не личный, а скорее профессиональный аспект жизни Якова Матвеевича Ракошица.

Все папки были помечены датами и содержали в себе фотографии, наброски, эскизы и полноценные рисунки изделий, над которыми работал ювелир. Каждый рисунок или фотография сопровождались отдельной подписью, из которой становилось понятным, кто и когда заказывал мастеру украшение. Как правило, указывались полные данные клиентов, но иногда только их инициалы. Среди заказов присутствовали колье, броши, перстни, серьги, браслеты…

Черепанов отыскал папку, на которой стояла дата «1970–1977 гг.» — именно в это время могла появиться копия золотой пекторали скифов.