Синее пламя - Дмитрий Воронин

Сюда никогда не проникал солнечный свет. Магистр Эд-рик Реффенберк, уже более сорока лет бывший Хранителем библиотеки, считал, как и многие его предшественники на этом высоком посту, что яркие лучи вредят драгоценным страницам… И потому широкие стрельчатые окна, затянутые витражным стеклом, открывались взору посетителей только в сумрачные, дождливые дни, а в ясную погоду их закрывали тяжелые, почти непробиваемые для солнечных лучей шторы.

Но сюда приходили не за тем, чтобы разглядывать витражи…

Эти полки из темного дерева хранили самое ценное, чем располагал Орден. Золото — дело наживное, драгоценные эликсиры теряют силу со временем, а сталь рано или поздно рассыпается ржавой трухой. Знания — вот истинное богатство, и братья-служители веками и тысячелетиями упорно собирали знания, крупица к крупице… Сейчас ни одна страна известного мира не располагала подобной сокровищницей. Далеко не все из этих книг были безобидны — даже на этих полках, обратиться к которым имел право любой из послушников и уж тем более из служителей, попадались иногда фолианты, которые куда мудрее было бы спрятать от любопытных глаз. А совсем недавно темплару пришлось убедиться, что в собрании орденской библиотеки есть и такие тома, что не видели света веками. И на то были достаточно веские причины.

Дверь тихо скрипнула, и Шенк поднял голову, всматриваясь в сумрак. В этот поздний час в библиотеке Цитадели редко появлялись люди. Он и сам засиделся здесь до глубокой ночи только потому, что утром следующего дня должен был отправиться на север. Его миссия в Сайле была окончена… Дрю отправился в неизвестность, пройдя порталом, который создал он… создал, наверное, впервые за последние сотни лет. Пусть его путь будет светел.

Три сотни ополченцев должны были выступить на соединение с армией командора Унгарта Себрасса, что вела тяжелые бои, остановив наступающие войска Минга. Пополнения отправлялись сразу же, как только их удавалось собрать, но опытных офицеров было мало. Шенк вполне подходил на эту роль: он изучал военное дело, тактику и стратегию — пусть и не столь дотошно, как те из послушников, что готовились пойти по окончании обучения в армию. И все же он был воином — пусть даже воином-одиночкой.

Назначение, объявленное на третий день после ухода маленького фаталя, стало для Леграна радостным и долгожданным событием. Сидеть здесь, в неприступной крепости, когда и воины, и вчерашние крестьяне, и братья-служители гибнут, пытаясь задержать рвущегося вперед врага, — это было даже оскорбительным для него. И когда Борох объявил приказ…

Сегодня был последний его день в Цитадели. Шенк задумчиво листал древнюю книгу, хотя давно уже знал на память каждую строку. Почему магистр Борох не забрал ее сразу после ухода Дрю? Почему не убрал ее в железный склеп — на годы или века? Не видел смысла? Или наоборот… был в этом какой-то скрытый, одному старому наставнику известный смысл?

Невысокая фигура появилась в дверном проеме, шагнула вперед… это была девушка — короткое, по моде Сайлы, платье, волосы, заплетенные в тугую косу. Свет упал на ее лицо — обычная девчонка. Чуть курносый нос, ровный загар. Что молодая девушка делает здесь в столь поздний час?

Он всмотрелся и чуть вздрогнул, узнавая…

— Синтия?

Она улыбнулась;

— Я думала, ты не узнаешь меня, темплар.

— Это и в самом деле было сложно. — Он улыбнулся, вдруг осознав, что скучал по девушке все эти долгие дни. — Кажется, Унтаро превзошел самого себя.

Он встал, подвел ее поближе к свету, вгляделся пристальней. Затем провел пальцем по ее щеке — Синтия стояла не шевелясь. Нет, это определенно не краска. Такому мастеру, как Унтаро, не составило бы особого труда найти нужный состав, чтобы придать коже вампирочки цвет природного загара, но краска может быть легко смыта. К тому же никакими мазями или пудрами не изменить цвета глаз. Сейчас, в полумраке, им полагалось бы светиться багровым, но сколько ни присматривался Шенк, он не мог заметить ни малейшего красноватого отблеска.

— Приоткрой рот, пожалуйста… — попросил он, прекрасно понимая, что звучит это немного грубо. Как будто бы лошадь на рынке выбирает. И ему оставалось только надеяться, что девушка не обидится, поймет, что он просто всерьез беспокоится о ее же собственном благополучии.

Она послушно разомкнула темно-красные губы. У вампиров вообще губы краснее, чем у людей, но тут уж дело вкуса, оттенок женских губ зависит только от желания их хозяйки, это все знали, и к этому все привыкли. Каким бы цветом ни отливали ее полные, может, даже слишком полные губы — розовым, алым, коричневым или даже лиловым, — это вряд ли кого заинтересует.

Зубы были ровные, белые — и никаких клыков. Это был самый верный признак, по которому можно с первого же взгляда отличить вампира от человека. В конце концов, и среди людей встречаются обладатели болезненно-бледной, даже отливающей голубизной кожи… но там, где клыки обычного человека лишь незначительно длиннее основного ряда зубов, у вампира располагаются острые иглы, невероятно прочные, способные пробить даже металл. Клыки и глаза… и сейчас у Синтии не было этих характерных признаков.

— Как же вы добились этого? — спросил он, делая шаг назад и восхищенно качая головой.

— Это было непросто, — улыбнулась она. — Ему удалось сделать эликсир, который позволяет усиливать мои способности к трансформации. Пока действует снадобье, я могу удерживать этот облик… или другой, похожий.

— Это надолго?

Она с явным сожалением покачала головой:

— Не очень, часа на два.

— Эликсир в этом деле не самое главное, — раздался за спиной Леграна мужской голос, и темплар склонил голову перед тощей фигурой вершителя Унтаро, бесшумно появившейся в дверях.

Магистр был в своей излюбленной одежде — мантии, в которой он работал у себя в лаборатории. Пожалуй, половина лекарей Ордена отдали бы по пять лет жизни за то, чтобы заглянуть в это святая святых Вершителя Здравия. Но допускались туда немногие — чаще просители, коллеги и даже сам Великий Магистр ожидали, когда Унтаро выйдет к ним: что поделать, он любил работать в одиночестве, и эту маленькую слабость вершителю прощали.

Длинная, до пола, мантия была сплошь покрыта пятнами, потеками, она давно уже утратила свой природный цвет, а вывести с нее следы удачных и неудачных экспериментов лекаря не смогла бы никакая прачка. Местами ткань вытерлась до дыр, но Унтаро категорически отказывался менять мантию на новую, утверждая, что в старой ему лучше думается. Вполне вероятно, что так и было на самом деле. Унтаро умел творить настоящие чудеса… если хотел этого. Шенк пододвинул старому магистру кресло, и тот, поблагодарив темплара чуть заметным кивком головы, тут же уселся, скрестив на груди руки. Вид у вершителя был невероятно довольный — те, кто знал Унтаро дольше, были прекрасно осведомлены о том, что такой вид его обычно кислое лицо приобретает только при решении магистром какой-нибудь особо заковыристой задачи. Не относясь к людям скромным и застенчивым — а таковых среди вершителей вовсе не было, — Унтаро прямо лопался от желания похвастаться своими достижениями. И если в полной мере оценить всю значимость открытия сможет разве что другой магистр, то для начала сойдет и эта парочка.