Родина слонов - Олег Дивов

– Ладно, – сказал Умка. – Поехали. – Подумал и добавил. – Завтра с утра попробуешь управлять бесконтактно, а следующий этап – без голоса. Я потом тебе покажу.

– Ты прости меня, если можешь, – сказал Санников. – Ну дурак я был, что уж теперь…

– Ты не хотел ничего плохого, не за что извиняться. Ты просто не догадался, что делаешь ошибку. Бывает.

– Ну… Да. А ты чего бледный такой?

– Меня на этой посудине дико укачивает, – сказал Умка.

Катька осторожно сдавал задним ходом, внизу смеялись дети, впереди плескалось море. Умка закрыл глаза.

* * *

Мамонт уходил с аэродрома еще дважды и трубил с причала до тех пор, пока к нему не приплывал Умка, чем взбеленил до последней крайности портовое начальство, которое требовало от летчиков «прекратить этот дурацкий цирк любой ценой». Флотские тоже, мягко говоря, устали от всего этого и прозрачно намекнули, что готовы продать моториста за канистру спирта, хотя Умка и очень славный парень, – но просто задолбало.

– Он же тебя любит, – сказал Санников. – Умка, не будь эгоистом, пожалей Катьку. Как будет по-чукотски «любовь»?

– Ы-лнычьатгыргын.

– Ничего себе… Ну тогда понятно.

– Что тебе понятно? – огрызнулся Умка.

– Отчего чукотская любовь такая крепкая! Это же от балды не выговоришь, язык сломать можно.

– Чукчи вообще крутые, – заверил Умка, но как-то уныло, без энтузиазма.

Комбат все ухмылялся да посмеивался. Командир полка спросил, чего он такой загадочный, и тогда комбат показал ему сайт питомника, откуда прибыл Катька. Ленский посмотрел, ничего особенного не заметил, а потом усмехнулся сам.

Директора питомника «Звезда Чукотки» звали Иван Умкы.

– Твой Андрианов уже все уточнил и подтвердил, – сказал комбат. – Я теперь спокойно жду, когда парень устанет терпеть эту психическую атаку. Он самый талантливый молодой КТС за всю историю своего училища, у него вообще к зверям особый подход. Он с мамонтами в обнимку вырос. Но ему, как я понял, не по душе, что судьба от рождения определена, словно у племенного зверя. Вот он и драпанул – и из дома, и из профессии. И он действительно любит море, а еще любит моторы, отличный двигателист. Нам повезло, что сейчас нет вакансий на серьезных кораблях. Он травит за борт каждый день, на катере это называют «Умка ищет друга». Упорный парнишка. Знаешь, его там все любят.

– Прямо как здесь Катьку, – сказал комполка.

– Мальчик пытается сломать об колено судьбу. А я ему мешаю.

– Хм… Ты когда решил, что пойдешь в авиацию?

– С детства. И я успел-таки хорошо полетать до того, как здоровье меня приземлило. А ты – когда?..

– А у меня – династия, – сказал Ленский. – Моя судьба была решена, как у того самого племенного мамонта. Вздумай я пойти другим путем, меня бы просто не поняли.

– А ты – хотел… Ну, другим путем?

– Да что ж я, совсем дурной? – искренне поразился летчик.

…На этот раз Катька ушел не как обычно, утром, а средь бела дня – задумался вдруг, потом осторожно снял Санникова с рабочего места, усадил на крыло самолета да вприпрыжку рванул в порт. Там он не стал долго трубить, а прыгнул с причала в воду – и поплыл к рейду.

В порту сыграли команду «человек за бортом».

С аэродрома подняли дежурный вертолет, даже не подумав, что «ми-восьмой» физически неспособен выдернуть из воды пять тонн в намокшей шкуре.

Умка собрал вещи с утра, он чувствовал: случится что-то. Теперь он сидел на своем мешке, глядел назад, туда, где остались корабли, и его совсем не тошнило, хотя катер мотало изрядно. В рубке азартно кричали: давай-давай, самый полный, все нормально, успеем! – Умка даже не прислушивался. Он знал, что успеют. Лишь бы летчики раньше сгоряча не утопили вертолет. Умка был очень благодарен всем этим людям, которые так переживали за судьбу мамонта. У него только никак не помещалось в голове, отчего судьба человека значит меньше. Всегда значила меньше.

И вдруг он понял, что ошибается в самом главном. Вот на его глазах десятки, если не сотни тысяч судеб втянуты в экстренное освоение арктического шельфа и нелепое противостояние с Америкой, в «гонку нефтяных вооружений». Люди всегда могут договориться, государства – никогда. И государства будут убалтывать людей, или провоцировать людей, или просто их покупать ради того, чтобы люди вписывали свои судьбы в чужие сценарии… Но судьбы при этом остаются в руках человеческих. Люди-то делают, что им по сердцу. А что делаю я?

– Умка, мы его видим! Давай вперед, скажи ему…

«И вот сейчас люди, не щадя себя и дорогой техники, рвутся на помощь существу, которое просто меня любит и хочет быть со мной, – думал Умка, пробираясь на бак. – А разве я не люблю его? И я тоже помчался его спасать. Не любил бы – да и черт с ним. Но я себя не заставляю сейчас, я иду навстречу Катьке от всей души. И ребята – тоже. Значит, мы делаем правильно.

Мне осталось решиться на один шаг – понять, что Катька это та самая моя судьба, от которой я убегал столько лет…»

Катер сбавил ход, до Катьки оставалось всего ничего, меньше кабельтова. Умка выпрямился на баке, держась одной рукой за леер, а другой отсемафорил: «Внимание!» Мамонт в ответ помахал хоботом. Умка дал ему команду на разворот, Катька вроде бы послушался.

– Дальше как? – крикнули из рубки.

– Уравняем скорости и пойдем рядом.

– Добро. А он не простудится?

Умка помотал головой и улыбнулся. Вот они какие, люди, наши люди, если им позволить быть самими собой. А почему я не хочу быть собой? Просто меня с детства убеждали, что я должен, должен, должен… И тогда я захотел стать другим. Я сбежал. Выпрыгнул из шкуры и дал деру. Выдумал себе мечту о море. Я действительно люблю море. Оно говорит со мной. Не так подробно, как говорят звери, но ласково шепчет. Черт побери, что мне мешает приезжать к морю на Катьке и слушать этот шепот вместе с ним?..

Катер уже шел самым малым.

Умка повернулся к рубке. Заслезились глаза. Он хотел сказать: прощайте, братцы, простите меня за то, что я притворялся, мое место не с вами, вы были хорошими друзьями, но теперь мне пора…

И тут над ним прошел вертолет.

– Долбаные летуны!!! – дикий вопль из рубки перекрыл гул воздушного винта. – Человек за бортом!!!

Человека сдуло за борт, как пушинку.

Вода была, по чукотским меркам, совсем теплая, но руки и физиономию прямо-таки обожгло.

А потом неведомая сила ухватила Умку поперек туловища, дернула вверх, слегка встряхнула и усадила на теплый мохнатый пригорок. И радостно затрубила так, что заложило уши.

С берега махал одеялом Санников, и Умка догадался, что одеяло этот добрый балбес прихватил для мамонта вместо полотенца. А на катерном причале собралась толпа и снимала всех – Катьку, его седока, катер и даже Санникова, – на телефоны, планшеты и так далее.