Избранник Небес - Алек Кадеш

Удовлетворенный тем, что посеял зерна сомнения в сознание наблюдательного гостя, медиамагнат откинулся на спинку мягкого стула и сделал добрый глоток «Гранд Крю».

— Перфекта, какой насыщенный вкус! Это одна из немногих радостей в жизни, которая еще осталась у старого и больного Джино Белуджи. Впрочем, о чем это я? Не обращайте внимания на сентиментального старика, — тяжело вздохнул медиамагнат. — Я теперь стал похож на состарившегося канцлера Бисмарка с прогрессирующим букетом мучительных заболеваний, у которого все друзья либо умерли, либо стали врагами, а новых уже не будет. Правда, в отличие от него, я не впадаю в длительные депрессии и не страдаю обжорством и пьянством. Разве что морфинозависимость нас с ним объединяет на физиологическом уровне.

Шон удивился очередной неожиданной смене настроения медиамагната, которое теперь резко пошло по синусоиде вниз. Нежный вкус жаренного на вертеле фазана и специфический аромат трюфелей вытеснял из головы все остальные мысли, делая их второстепенными. Майлз никогда не был гурманом, и если бы сейчас вместо свежей дичи ему предложили горячие хот-доги, которые вот уже пятнадцать лет прямо у входа в университет готовит чернокожий старик Вильямс, их вкус показался бы Шону не менее аппетитным. Однако когда изысканные блюда выглядели, как произведения искусства, и приготовление пищи превращалось в некое таинство, Майлз, как и все нормальные люди, не прочь был полакомиться.

Лишь краем уха выслушивая жалобы Белуджи о «тяжком» бытии стареющего мультимиллиардера, Шон быстро расправился с фазаном, закусил фуа-гра блинчиками с осетровой икрой и запил все двумя бокалами любимого вина медиамагната. Майлз подозревал, что тот в восторге от этого терпкого на вкус «киселя» только потому, что вино было урожая 43-го года, в который он и родился.

Поблагодарив хозяина за великолепный ужин, Шон охотно прошелся вместе с ним вдоль уникальной картинной галереи, с удивлением узнавая в ней некоторые известные на весь мир работы импрессионистов, а также итальянских художников XV–XVII веков. Настроение Белуджи снова приподнялось из-за очередной волны эндорфинов, хлынувших в кровь. Заметив, что ученый слегка осоловел от плотного ужина, он начал постепенно втягивать его в теологический диспут, чтобы тот вдруг не вспомнил о бессмысленном переезде в гостиницу.

— Эти картины невольно наталкивают на мысль о вечном конфликте между человеком и его Создателем, который вынужден терпеть наше хамство лишь в силу ограниченности нашего сознания и несовершенства. Вот, к примеру, мы с вами. Идем себе, непринужденно беседуем, но стоит мне случайно сейчас наступить каблуком вам на пальцы, и первое, что придет вам на ум, будет следующее: «Вот же, дурень старый, мог бы передвигать своими ластами и поосторожнее!»

Или в более вежливой форме: «Мог бы быть и внимательнее, дурень старый»!

Или просто: «Дурень старый, черт бы тебя побрал»!

Но как в первом, во втором, так и в третьем варианте, фраза «дурень старый» все равно бы осталась.

— Ну-у, если бы вы наступили больно, тогда вполне возможно, — рассмеялся Шон, не став отнекиваться.

Указав пальцем на потолок, Джино продолжил:

— Поэтому, дорогой доктор Майлз, только молитва может примирить Его с нами. Тайна существования дерзкого человечества после всего, что мы натворили и продолжаем творить, скрыта только в ежедневной мольбе, усмиряющей гнев Божий. Ведь не зря святые отцы христианской церкви говорили, что в молитве человек должен разговаривать с Богом так, как будто он стоит перед Ним наяву, и осознавать, что его жизнь полностью зависит от Его воли.

Остановившись перед картиной Караваджо, медиамагнат в задумчивости сложил руки за спину и спросил:

— А что думаете по этому поводу вы, теолог, изучающий иудаизм и его мистические тайны под одним емким словом Каббала?

— В этом мистическом учении практикуется немного иной метод общения с Богом. Хотя, безусловно, правила предписывают сначала славить Его и только потом обращаться к Нему с просьбами, как и в любой другой молитве, будь то христианской, мусульманской или буддистской. Обращение молящегося направляется, скорее, не к Господу, а к могущественной силе Его Имен для того, чтобы молитва была эффективной и была услышана. Вот почему молитва каббалиста похожа больше на некий мистический ритуал с использованием магических словесных формул. Он должен проходить по строго определенным правилам, иначе взывающий к тайным Именам Бога может нанести как душе, так и телу непоправимый вред, — попытался Майлз ответить на непростой вопрос Белуджи.

— За одни эти мысли вас бы в Средние века уже давно поджарили на костре. Ни в одном месте Святого Писания не говорится о том, что святые патриархи монотеизма — Авраам, Ицхак, Яаков или Моисей превращали молитву в какой-то магический, а по сути, колдовской ритуал. Да вы только представьте себе, как кто-то из них стоит в облаке дыма над кипящим котлом с трясущимися пальцами и, закатывая вверх глаза, выкрикивает Имена Бога. Ведь это же уму непостижимо! — развел руками Белуджи.

Шон рассмеялся, представив себе эту картину.

— У вас богатое воображение, господин Белуджи, но смею вас заверить, что ритуал вхождения в мистический транс на самом деле выглядит куда прозаичнее. Я уверен, что праотцам еврейского народа неизвестно было колдовство в привычном для нас понимании этого слова. Ведь даже ветхозаветный колдун Бильям, который изначально был мудрецом, получал ответы на самые сложные вопросы не при помощи колдовства, а благодаря общению с Господом. Он называл себя человеком с просветленным взором, слышащим речения Бога и прозревающим тайное. Вот почему пророкам, беспрекословно исполнявшим волю Всевышнего, тем более незачем было обращаться к магии и чародейству, — улыбнулся Шон.

Заметив, что медиамагнат немного потеплел, и категоричность на его лице растаяла, он добавил:

— Господь выводил их за пределы земного мира, раскрывая им тайны мироздания, о которых, как сказано в первоисточниках, даже ангелы говорили шепотом. Патриархи находились на такой ступени святости, что Господь всегда первым обращался к ним, поскольку в этом и заключалось их основное предназначение как пророков — воспринимать Божественные откровения и доносить их народу без искажений.

— Одним словом, если я правильно вас понял, то все дело в богоизбранности. Кого-то Бог избрал, а кого-то нет.

— Должен вам сказать, господин Белуджи, что мне действительно импонирует ваша манера смотреть сразу в корень проблемы. Если быть откровенным, то я удивлен смысловой нагрузке вопросов, которые задаете вы, занимающийся большим бизнесом человек, у которого, наверняка, не хватает времени, чтобы уделить внимание родным и близким вам людям, не говоря уже о теологии. Но раз уж мы коснулись темы избранности, то позвольте все-таки спросить: какое я — теолог, специализирующийся в основном на мистике иудаизма, могу иметь отношение к магическим текстам ассирийских жрецов? Ведь это же кардинально отличающиеся друг от друга древние культуры!

— Давайте выйдем на свежий воздух и там продолжим беседу, — уйдя от прямого ответа на вопрос, предложил Джино.