Дядя Джимми, индейцы и я - Артур Беккер

Чак сказал:

— Тебе жить надоело, Джиммочка. Ты же сразу устроишь нам аварию.

— Не называй меня всё время Джиммочкой! Я же тебе не старая дева! И виноват в аварии не я: у твоего «форда» заклинило коробку передач, назад этот гроб пришлось даже толкать. Я профессионал! Первые свои права я получил в Польской народной армии в 1959 году. Дело было так: я ехал на советском джипе «газик» прямиком через лес, рядом со мной — инструктор. И вдруг нам навстречу танк, Т-34. Я вижу, что нам кранты, резко поворачиваю налево и врезаюсь в молодую берёзку; она ломается как спичка, а инструктор говорит: «Ефрейтор Коронржеч! Вы выдержали экзамен!» Ведь если бы я не среагировал, в наших стальных касках после этого можно было сажать цветочки. Как пить дать!

— И лётные права на реактивный истребитель, — сказал Чак, — тоже прилагались — всё в одной упаковке.

— К сожалению, нет! В самолёте меня укачивает.

Через каждые двести миль мы с Чаком сменяли друг друга за рулём. Незадолго до Калгари я остановился у одной закусочной и сказал:

— Я совершенно обалделый, всё затекло с головы до ног. У меня уже белые мышки перед глазами пляшут. Пусть теперь Джимми ведёт.

— Как скажешь! Мне-то всё равно, что будет с машиной.

Мой дядя выскочил из прицепа и отрапортовал:

— Я уже три часа ничего не жрал, не пил, ни в чём не был замечен. Запросто могу вести машину!

Бэбифейс перебрался в прицеп и лёг на кровать. Я сел на пассажирское сиденье, максимально отодвинув его назад, чтобы вытянуть ноги.

К вечеру мы заблудились в центре города, нас дважды останавливала дорожная полиция, отняв у нас массу времени, и когда мы наконец вырвались из этого лабиринта и снова выехали на хайвэй — в одиночестве, — вдали посреди дороги замаячил неопознанный объект.

Джимми сказал:

— Я думаю, впереди корова!

— Не-е, лось, — сказал я.

— Ерунда! Это вапити, — сказал Чак.

— Ну мне ли не знать, как выглядит настоящая корова, ты, обезьяна с ампутированными мозгами! Я же их ещё в детстве столько передоил — как на конвейере.

Я сказал:

— Дядя! Тормози! А то сейчас получим фигурку на радиатор.

Внезапно животное скрылось в кустах. Джимми остановился и пробормотал:

— Я мог бы поклясться, что это была проклятая корова.

— Езжай дальше, не задумывайся! — сказал я и закрыл глаза.

Он снова надавил на педаль газа.

Моё тело расслабилось и завяло, я приближался к туманной границе сна, как вдруг Джимми закричал:

— Вот оно снова!

Я услышал только визг шин. Нас швырнуло вперёд, и мы столкнулись с огромным быком.

Кузов машины затрещал и пронзительно заскрежетал, а лобовое стекло окрасилось красными каплями. Прицеп подпрыгнул, как на испытательной полосе, всей своей тяжестью оттеснил нас с проезжей части, и мы оказались в придорожной канаве глубиной по колено.

«Кадиллак» остановился, мотор продолжал работать.

— Я же говорил! Я же вам говорил! Никакой не вапити, не лось, не чудовище — а корова! — взревел мой дядя.

Чак, держась за голову, жалобно прохныкал что-то нечленораздельное. Он открыл дверцу и выполз с сиденья на траву.

В зеркале заднего вида я увидел, как из прицепа выбрался Бэбифейс. На лбу у него красовалась огромная синяя шишка, во всём остальном он, казалось, обошёлся без повреждений.

Джимми заглушил мотор, и мы вылезли из машины: «Кадиллак» сплющился в гармошку, превратившись в груду металлолома, не подлежащую восстановлению.

Чак сперва поднялся на четвереньки и потянулся от одного полюса до другого, потом встал. Он не пострадал, если не считать небольшой царапины на левой щеке, к которой он прилепил уголок бумажного носового платка.

— Джиммочка! — сказал он. — Две аварии за пару дней! Чем ты можешь это объяснить? А? Я такой тупой, я этого не в состоянии понять!

— Спроси своего старика Этот чокнутый знает всё — ведь он сношается с духами и такой же мудрый, как пастор Зареба. Я знаю только одно: сегодня ты живёшь, а завтра потихоньку ретируешься, а другие болваны криво ухмыляются, хотя сами одной ногой стоят в могиле.

Мы посмотрели на животное. Бык лежал замертво.

Бэбифейс сказал:

— Одному великому воину среди нас он принесёт удачу!

Мой дядя встал перед трупом, гордо выпятив грудь:

— Сфотографируйте-ка меня на память! Этот бизон мой!

17

Помощь подоспела только к вечеру. Человека, который остановился и взял нас на прицеп до Банфа звали Тони Руссель. На вид ему было около пятидесяти. Он был невысок, как и мой дядя, но сложён совершенно иначе: спортивный, с сильными руками, с плоским животом; на квадратной голове редкие, коротко подстриженные седые волосы. У него был строгий взгляд проповедника. Шея и запястья увешаны яркими ожерельями и браслетами. Он ехал на пикапе «Тойота». Жилой вагончик Джимми, который Тони Руссель прицепил к своей машине, совершенно не пострадал от столкновения с бизоном. Наш же с Чаком «кадиллак» оставалось только оплакивать, — уцелели от него лишь номерные знаки Манитобы.

Незадолго до прибытия в Банф Тони сказал:

— Я возглавляю Центр двенадцатиступенчатой медитации. Там найдётся для вас местечко.

Джимми спросил:

— Это что-то вроде частной тюрьмы для чокнутых или что?

— Ничего подобного, — сказал Тони. — У нас любой становится здоровым и бодрым. Всё дело в просветлении. Наш девиз — «Раскрепости своё тело и очисти свой дух».

Мой дядя ответил по-польски:

— Ах ты, гиена! И в ваш сортир, конечно, надо ходить с палкой, чтобы отгонять полярных волков!

— Я хочу вам перевести, — сказал Бэбифейс. — Мистер Коронко иностранец. Собственно говоря, мы ехали в Мексику, потому что мой белый брат Тео сильно заболел…

Поздним вечером под ясным звёздным небом мы въехали в Банф с нашим прицепным вагончиком. В барах играла живая музыка, на улицах преобладали ковбои и китайцы — наряду с туристами из Европы и Японии. Я совсем иначе представлял себе Скалистые горы — примерно такими, как на конверте пластинки «Deep Purpl in Rock»: сияющие нагромождения скал, вырубленные в камне гигантские лица. Эта причудливая картинка врезалась мне в память. Но вместо этого вокруг Банфа возвышались какие-то опереточные горы вроде Альп или Татр, и все любители зимних видов спорта наверняка приезжали сюда за свой счёт.

Тони Руссель пообещал мне, что в его Центре медитации я стану совершенно новым человеком, — и у меня тоже возникло такое впечатление, когда мы наконец подъехали к территории Центра. Территория была внушительная и располагалась на краю городка.