Иешуа, сын человеческий - Геннадий Ананьев

И он исцелил, войдя в дом самаритянки, деву и даже потрапезовал с дочерью и матерью.

Разве же он не знал, с какой ненавистью относятся к самаритянам иудеи? Знал. И добровольно шел к опасности. Добровольно бросил врагам еще один вызов и после этого больше не таился. Исцелял и проповедовал в Самарии, как в своей Галилее, с радостью видя, что его слова находят добрую почву, хотя не мог не понимать, как трудно вот так, с первого раза, перестроить духовный мир, если он впитан с молоком матери и освящен вековыми традициями, вековыми устоями. Память предков — величайшая память.

Но нужно же кому-то первому прорваться через косность Живым Словом Божьим?

Большие неприятности начались в Галилее. В Сомане, в Афеке и, что просто огорошило Иисуса, — в Назарете, его родном городе. Его просто не впустили в ворота. Остановила угрожающая толпа фанатиков возгласами:

— Иди к самаритянам!

— Знайся с мытарями!

— Братайся с многобожниками!

Что делать? Напрячь волю и успокоить толпу? Но это не путь для Живого Глагола Божьего. Насильная вера — не твердая вера. И он покорно пошагал от стен родного города, а удалившись на небольшое расстояние, обратился к сопровождавшим его.

— Мой совет вам: возвращайтесь в дома свои. Оставьте меня одного. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Охота идет за мной, и я стану уповать на Отца своего Небесного.

Различно восприняты были слова эти почитателями: кто-то сразу же согласился возвратиться домой, но кто-то посчитал, что нельзя оставлять без глаза своего проповедника и целителя в час испытания, ибо тогда фарисеи и саддукеи непременно сотворят ему зло. Иисус, однако же, настаивал на том, чтобы его оставили одного. Решила разногласие Мария:

— Я и Марфа останемся с тобой. Кто кроме нас омоет твои натрудившиеся за день ноги. Только мы. Вместе со слугами твоими.

— Мы тоже не покинем тебя, Иисус, — заявили родственники Лазаря. — Остальные как хотят.

— Принимаю условие, — наконец согласился Иисус, — но пусть останется вас не больше десяти. Кто из вас, определите сами.

Береговые города тоже встречали Иисуса враждебно. Семейные ессеи не отказывали в крове, но Иисус понимал, насколько это им не безопасно, и он у них старался не задерживаться. Лишь в семьях рыбаков, владеющих тонями и потому имеющих дома свои у этих тоней, он мог останавливаться безбоязненно, что навредит хозяевам; но разве мог он, проповедник, довольствоваться житьем, прячась от людей? Конечно же, нет.

А слухи доходили до него самые различные, но особенно частыми были сообщения о том, что раскололись народы Израиля, особенно же Галилея, на поддерживающих фарисеев и саддукеев и не уверовавших в него, Иисуса. Дело доходило даже до кулачных схлесток. Противники его не прекращают плести сети, чтобы, изловив его, покончить с ненавистным им проповедником. Но даже если бы Иисуса обо всем этом не оповещали, он и сам бы чувствовал, что за ним охота продолжается так же упрямо, как в самые первые дни после исцеления Лазаря. Он понимал еще и то, что долго так вот, без определенности, продолжаться не может, его вполне могут убить тайно, либо растерзает одурманенная толпа, вчера еще преклонявшаяся перед ним. А то и Антипа вмешается, арестовав его и заточив в каземат, как поступил отец его с Иоанном Крестителем.

Как переменчива любовь людская!

Впрочем, не совсем так. Верх взяли враги его лишь потому, что большинство в него уверовавших на Иордане. И когда они воротятся сюда, на берег Галилейского моря, все сразу же изменится. Галилея все же не Иудея.

Но жрецы-слуги ежедневно толкуют одно и то же:

— Покинуть нужно Израиль. Хотя бы на малое время.

Своей силой воли они влияли и на родственников Лазаря. Гипнотически внушали им поддерживать их, слуг, советы. Помогало. Самого Иисуса они не одолевали, а сопровождавших его, — без труда. Поэтому заговорили в унисон со слугами даже женщины — Марфа и Мария.

— Уйдем от греха подальше.

Уговорили общими усилиями. Иисус объявил:

— Переплывем море. Начну проповедовать в земле Манассииной. В синагогах Гамала, Гадара, Авила.

Далеко не то, чего добивались слуги-жрецы, но большего они не смогли осилить. А в общем-то, они были совершенно правы, советуя покинуть Израиль. Все его земли. Это стало ясно вскоре после переправы на другой берег. Только в первом городе слушали его хотя и без восторга, но и без враждебности — безразлично внимали. Не возгораясь. В следующих городах его даже не пускали в синагоги. Во всем чувствовалась враждебность. Никто даже не предлагал крова. Это весьма огорчало Иисуса, хотя он всячески успокаивал себя примерами долгого духовного обновления народов Индии, народов Египта, где борьба за души людские длилась не годы, а целые века. Да, он считал, что важно лишь посеять семена в плодородную почву и подготовить делателей, которые бы позаботились о первых духовных ростках и тогда Живой Глагол Божий зазвучит со временем во весь голос, привлекая все новые и новые народы — вот это главное вдохновляло Иисуса, давало силы преодолевать невзгоды и даже неудачи. И все же ему было обидно сознавать враждебность и непонимание его миссии, его горячего желания.

Более того, он все ясней и ясней понимал, что в опасности даже сама его жизнь. Мало ли фанатиков, готовых исполнить любое повеление служителей синагог, почтя это за священное действо, одобренное Господом?.. Но он, Иисус, еще далеко не достиг того, чего желал достичь, будя дремлющие души людские.

После долгий раздумий он твердо решил покинуть Израиль, хотя еще не определил новое место для своей проповеднической деятельности. Выбор большой, от Сирии до Индии.

Иисус, как обложенный со всех сторон матерый волк, искал выход. Если до поры до времени он сравнительно легко уходил от расставленных фарисеями ловушек, ибо враги действовали на свой страх и риск, то теперь тетрарх Антипа, резиденция которого находилась в Тивериаде и который прежде не препятствовал ему проповедовать на берегу Галилейского моря, хотя и мог это сделать, изменил свое отношение к нему, Иисусу. Теперь он не препятствовал фарисеям в гонении на него, Иисуса. Более того, он, похоже было, твердо встал на их сторону.

Отчего подобное заключение? Антипа пригласил Иисуса к себе во дворец для того якобы, чтобы убедиться воочию в его способностях исцелять. Вроде бы, что тут плохого. Ходил же Моисей к Египетскому фараону и даже переупрямил того. Иисусу даже подумалось:

«Может, Антипа уверует в меня?!»

Но голос Разума, голос Духа подсказывал иное: во дворце Антипы — ловушка. Стало быть, нужно бежать как можно скорее. Если Антипа пошлет, обидевшись, по его следам своих ратников, они не заупрямятся.

Прикинув еще раз, Иисус решил, что уходить следует в Кесарию Филиппову, где имелся тайный храм Корейонитов, в котором можно будет надежно укрыться и в полном уединении осмыслить не только содеянное, но и результат этого содеянного, в какой-то мере не совсем ожидаемый, определить и дальнейшие свои шаги.