На крестины в Палестины - Алексей Лютый

– Ну так и у нас в деревне все дружат, – по-своему понял объяснения Ивана ландскнехт. – А скажите на милость, о чем мне, коренному клермонтцу, разговаривать с какими-то оболтусами из Силезии.

– И воюете вы, наверно, так же замечательно, – презрительно фыркнул Рабинович. – Левая рука не знает, что правая творит.

– А при чем тут сражение? – оторопел новоявленный гид. – Вы прямо как с Луны свалились! Мы все воинство Христово, а перед лицом его ни раса, ни адрес по прописке, ни пол значения не имеют. Кстати, а чего это вы сарацинку с собой таскаете? Разве вы на время похода, как все мы, обета безбрачия не давали и не клялись девиц с собой не брать, дабы не обременять себя ничем на пути к Гробу Господню?

– У нас особая миссия, – буркнул Сеня, не желая многого рассказывать болтливому пехотинцу. – Нам сам папа спецзадание дал.

Ричард почтительно поклонился и больше вопросов задавать не стал. Отчасти из почтения к самозваным спецагентам католического первосвященника, отчасти потому, что Жомов показал ему объемистый кулак, вежливо намекая на то, что для простого оруженосца клермонтский солдат задает слишком много вопросов. Ричард покорно подчинился намеку своего командира и выбрал для привала место, равноудаленное и от пехотной сотни, и от десятка рубоповцев. Один из рыцарей подозрительно покосился в сторону соседей, но поскольку на ментах не было общепринятых в крестовом походе знаков командирского отличия, счел их простолюдинами и общаться с ментами посчитал ниже своего достоинства. А это как нельзя лучше устраивало Рабиновича.

Пока Фатима готовила обед, Сеня попытался было хоть чуть-чуть замаскировать сарацина, чтобы избежать конфликтов в дальнейшем. Однако Абдулла наотрез отказался снять чалму, и единственным, чего мог добиться кинолог, было то, что настырный сарацин вместо белой тряпки намотал на голову такую же, но черную.

– Дал бы тебе в зубы, да убить боюсь, – махнул рукой на Абдуллу Рабинович. – А впрочем, может, действительно мне тебя прибить, чем какие-нибудь особо ретивые крестоносцы на запчасти тебя рвать будут?

– Меня не будут, поскольку я оруженосец, – смиренно склонил голову сарацин. – И вся ответственность за мой внешний вид лежит на моем господине, да не позволит Аллах не вовремя вырваться газам из его безразмерного кишечника. А святого Попа-оглы вы же сами в обиду не дадите.

– Умный больно, – в сердцах сплюнул Сеня и пошел к Фатиме делать вид, что пытается помочь с обедом.

Девица хоть и умерила резкость своих высказываний в адрес Рабиновича после порки, устроенной ей таланливым педагогом Жомовым, но презрительно фыркать и игнорировать все Сенины попытки к сближению не перестала. Нервы несчастного Рабиновича оказались не такими прочными, как его резиновая дубинка, и он после десятка безуспешных попыток завести разговор с Фатимой тихо выругался себе под нос, отправившись дальше терзать новобранца расспросами.

Собственно говоря, больше всего Рабиновича интересовало положение дел под Антиохией, до которой, по словам ландскнехта, оставалось не более одного перехода. Однако Ричард говорил обо всем что угодно, начиная с красочного живоописания в лицах своей победы над самим Боэмундом на турнире в Каппадокии, чему, естественно, никто не поверил, и заканчивая рассказом о том, как ландскнехт единолично разогнал войско агарян под Константинополем (даже врать не умеет!), но о делах под Антиохией так ничего и не сказал, лишь многозначительно похлопывал своей ладонью по мечу. Пришлось кинологу надавить на него, используя парочку грязных методов второразрядного прокурорского следователя, и Ричард раскололся, сознавшись, что вестей из-под осажденного города у него нет.

– Так, значит, Антиохию все-таки осадили? – Сеня был рад, что хоть такой информации добиться удалось.

– Ну конечно, осадили! А что там еще могут наши отборные силы делать? – удивился ландскнехт. – Не дураки же они с налета город брать. Эдак придется раньше времени домой возвращаться и перед женами отчитываться, на каких таких одалисок они награбленные средства потратили.

– Так вы же обеты безбрачия давали? – ехидно поинтересовался Андрюша Попов, до этого момента с любопытством наблюдавший за Сениными методами допроса.

– Конечно, – ответствовал Ричард. – А мало вас таких со специальными миссиями от самого папы по окрестным степям шляется? Только и успевай, что девок от вас прячь да вино подальше убирай…

– Цыц! – увидев, что Сенино терпение, подточенное к тому же Фатимой, начинает лопаться, Жомов затрещиной утихомирил не в меру умного оруженосца. – Упал – отжался тридцать раз, чтобы на будущее у тебя язык вперед мозгов не бежал.

– Угу, в следующий раз после такого подзатыльника мои мозги уже ни один язык не обгонит, – буркнул себе под нос ландскнехт, чем и заработал еще десяток лишних отжиманий с полной выкладкой…

Интересно, если горбатого только могила исправит, то может ли один отдельно взятый омоновец перевоспитать болтливого?..

Пока обучение оруженосца уму-разуму Жомову не слишком удавалось. Ландскнехт кряхтел и пыжился, но больше одного раза отжаться от земли так и не смог, как ни старался. Сеня презрительно скривился, а омоновец разочарованно покачал головой и попробовал заставить Ричарда приседать. Болельщиков на этой новой экзекуции собралось побольше, чем на отжиманиях. И Попов, заинтересовавшись происходящим, прекратил вожделенно втягивать носом аромат готовящейся еды, и Абдулла смотрел во все глаза, не переставая ломать ветки для костра, и даже Горыныч высунул все три носа из телеги, наблюдая за методами воспитания, принятыми у некоторых разновидностей гуманоидов. Для контрольной по иноведению пригодится! Впрочем, присутствие болельщиков Ричарда не вдохновило, и ландскнехт плюхнулся на пятую точку после шести или семи приседаний.

– Да-а, хреновы наши дела, воин, – буркнул Жомов и посмотрел на Рабиновича. – Сеня, мы тут с новобранцем кросс небольшой проведем, а ты попроси Андрюшу крикнуть, когда обед будет готов.

Кинолог кивнул головой – дескать, отдыхайте, позовем! – и, отвернувшись от готовившихся к забегу Ванюши и Ричарда, снова поплелся к костру. Правда, в этот раз не комплименты расточать. Хуже сердитого Рабиновича может быть только Рабинович гневный. До первой стадии Сеня уже дошел, а ко второй оказался крайне близок, когда взялся ерничать над кулинарными талантами Фатимы, а та, как оказалось, за ответным тостом в карман не лезла. Тем более, если учесть, что и карманов-то у нее не было. Не придумали еще. В общем, к тому времени, когда экс-танцовщица все же сумела справиться с приготовлением обеда, оба милых собеседника стояли друг против друга с красными мордами, и у Андрюши сложилось впечатление, что сейчас к обеденному меню добавится чья– то освежеванная туша. Поэтому и заорал во всю мощь необъятных легких. Не для того, чтобы горло прочистить, а исключительно затем, дабы обстановку разрядить.

– Ванюшка! Жомов! – завопил Андрей, махнув рукой омоновцу и ландскнехту, неспешно ковылявшим по окрестным буеракам. – Чего уставился на меня, дурная башка? Жрать иди. Все уже готово.