Безумное танго - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваши картины? – спросила Тамара, когда ее спасительсунул в карман деньги, не сосчитав их.
– Мои, – сердито ответил он.
Значит, его зовут Роман. Редкостное имя. Ему подходит. Нопочему он рассердился?
У Тамары упало сердце. Не на нее ли? За что?
– Я бы… – начала она, от робости запинаясь, какМитрофанушка, – я бы хотела купить вашу картину, если можно.
– Конечно, – сразу оживился Роман. – Только не изэтих. Это, как говорится, всё на продажу. – Он пренебрежительно отмахнулсяот девицы, которая использовала вместо мультивибратора змею, от змея, которыйстрастно обнимал девицу, а также от пятерки других монстров, тянущих своичешуйчатые или волосатые лапы, хвосты и языки к развратным красоткам. –Вам бы я хотел показать свои настоящие картины! Может, выберете время прийти комне в мастерскую? Знаете мастерские Союза художников на Маяковке, над магазином«Малахит»? Снимаю комнату у одного местного мэтра, звонок с надписью «В.Логунов». Я там практически каждый вечер бываю, приходите в любое время дополуночи.
И, прощально улыбнувшись, отвернулся к очередномупокупателю.
Тамара направилась было своим путем, но далеко не ушла, асела на веранде ближайшего кафе и уставилась в стакан с пепси-колой. У негобыли точно такие глаза: живого карего цвета, как бы с рыжиной. «Эти глазанапротив чайного цвета», – вспомнила она жутко популярную в годы еемолодости песню и криво усмехнулась. Вот какие глаза у этого Романа: чайногоцвета. «Эти глаза напротив, что это, что это?»
Что это? Тамара опять пошла по Покровке. С ней кто-топоздоровался, но она не поняла, кто. «А интересно, он знает, кто я такая?» – подумалаона и вдруг почувствовала дикий прилив ненависти к Чужанину, которому когда-тослужила так преданно и беззаветно, а он бросил ее, будто ненужную,использованную вещь. А теперь она кто? Бывшая теледива, бывший директортелеканала, растратчица бюджетных средств, сорокатра-та-та-летняя женщина, ккоторой не потянулся с любовью и страстью ни один мужчина, ее толькоизнасиловать хотят… Знакомство с ней – чем оно может привлечь молодого красавцас глазами чайного цвета?
«Пусть я впадаю, пусть, в сентиментальность и грусть, волимоей супротив эти глаза напро-о-ти-ив…» Ах, как волшебно выпевал когда-тоОбодзинский эти неуклюжие слова! «Воли моей супротив», надо же такое выдумать!
«Воли моей супротив, – подумала Тамара почти сотчаянием, – я все-таки схожу сегодня к нему в мастерскую. Должна же я егохоть как-то отблагодарить!»
Это был небольшой некролог – совершенно в духе былых времен,с резюме «Память о нем навсегда сохранится в наших сердцах» и подписью «Группатоварищей». По тексту выходило, что человека лучше Сани Путятина не рождала ещеземля нижегородская, а уж когда он возглавил здешний филиал «Меркурия», товзлетел на недосягаемые высоты. Рядом была фотография. Саня Путятин, без своихнеизменных темных очков, лет на десять моложе того, каким его в последний развидел Юрий, с непонятным выражением смотрел в глаза старинному знакомцу. Может,прощения просил?
Чувствуя неприятное жжение в глазах и легкую тошноту, Юрийотбросил газетку с некрологом, тем более что там, кроме эмоций и суховатогоперечня этапов большого трудового пути, не содержалось никакой информации, иначал уже вставать, вспомнив, что на свете существует такая бесценная вещь, какхолодный душ. Тут под его ногами что-то зашуршало, и он увидел еще одну газету.Все-таки, наверное, это Женя снабдил его прессой, ведь трудно представить, чтоЮрий ночью еще бегал по киоскам «Роспечати»… Да и закрыты они по ночам-то!
Он снова завалился на диван и уставился на снимок чуть не вчетверть полосы, нечеткий из-за большого увеличения. На него смотрелаоскалившаяся женщина с неприятно полузакрытыми глазами и всклокоченными чернымиволосами, в которых запутались серьги. Платье у нее было сбито на грудь, ногиужасно растопырены. Рядом лежало что-то, напоминающее большой мешок.
«Гадость какая, – подумал Юрий. – Изнасилование,что ли? Хотя это ведь «Губошлеп»… Что тут еще может быть, кроме изнасилования!»
Вот странно: сколько он знал газет под таким названием«Губернские ведомости», все они были не просто желтые, а вообще цвета, как быэто поточнее сказать, детского поноса. И запашок от них шел соответственный.Будь это «Ведомости» тюменские, астраханские, владивостокские, ещекакие-нибудь… Что касается «Ведомостей» нижегородских, то Юрий раз двадцатьзарекался их читать. Создавалось такое впечатление, будто их корреспонденты несмотрят на жизнь, а подглядывают за ней, причем наблюдательным пунктом выбираютзагаженный сортир либо становятся раком и глазеют на мир из такой вот позиции,в первую очередь созерцая собственные гениталии, а уж потом все прочее. И приэтом практически в каждом номере находилась отличная, едкая публицистика, радикоторой Юрий все-таки покупал эту поганенькую газетенку, и снова натыкался вней на всякую дрянь, и снова клялся не читать.
Он снова изготовился подняться с дивана, как вдруг взглядупал на заголовок: «Кончить, чтобы кончиться». И более мелко: «Глава «Меркурия»найден мертвым в интересной позиции вместе со своей сотрудницей».
Это была заметка о гибели Сани Путятина, и когда Юрий струдом дочитал ее до конца, ему захотелось немедленно, вот прямо сейчас, пойтии убить автора.
Даже его, Юрия Никифорова лично, немало пострадавшего отСаниных игр, смерть Путятина ошеломила и заставила утихомирить свою ненависть.Но этот Ал. Фавитов, написавший заметку, похоже, только и ждал, чтобы СаняПутятин умер, только и мечтал перемазать мертвого всей имеющейся у негогрязищей!