Продажные ангелы - Миа Лобутич

По совету журнала способная ученица записалась на мастер-класс профессионального макияжа. Очень быстро все освоила, и теперь от нее просто невозможно было отвести глаз.

Вичка на своем веку не раз была свидетелем подобных метаморфоз. Но в этом случае она готова была снять шляпу перед толковой провинциалкой.

В общем, девочка стремительно менялась. Сначала она вдруг почему-то невзлюбила старушку баб Надю. Считала, что ее присутствие в доме очень угнетает. Жаловалась на избитую простоту ее готовки («Она даже не знает, как правильно подать молодую спаржу под соусом из трюфелей!»). В конце концов открыто попросила Германа дать этой надоевшей старухе пару тысяч долларов отступных и отправить на заслуженный отдых в какой-нибудь, желательно не близкий, дом престарелых.

Потом она жаловалась удивленному Герману на излишнюю скромность «их» дома, критиковала старую, много лет не менявшуюся мебель. Настаивала на срочном капитальном ремонте или в лучшем случае покупке нового дома в только что отстроенном коттеджном поселке неподалеку.

Вытаращив глаза от удивления, Герман говорил, что не готов к таким переменам и что вообще у него нет таких денег. На что девочка надувала свои, уже успевшие подкачаться волшебным рестилайном губки и гордо покидала обалдевшего то ли от неожиданности, то ли, что более вероятно, от ее наглости старика Германа.

Вскоре состоялось легендарное знакомство девушки с любимой папиной дочкой Анечкой (с которой, кстати, они были почти ровесницы). Девушки с первого взгляда так «понравились» друг другу, что пару раз на этой почве едва не лишились глаз методом взаимного выцарапывания. После чего начинающая певица Анечка заявила несчастному отцу, что пока «эта…» остается в его доме, ноги ее больше здесь не будет.

Надо отдать должное Герману, он ни разу ни коим образом не дал понять Вичке, что она нежелательный гость в его доме. Чего не скажешь о его резко поменявшейся пассии. Которая в последнее время только и искала момента побольнее уколоть соседку. Поэтому Вичка избегала общения с новой жительницей и старалась реже с ней сталкиваться.

Единственным стимулом для Вики была дочь. Она получала настоящее удовольствие от общения с этим маленьким человечком. Приходя в дом Ромы, отпускала няню отдохнуть и подолгу сидела возле кроватки спящей дочери.

А потом произошло то, чего Вика совершенно не ожидала. После свадьбы или, точнее, регистрации брака с бывшей тещей, так как настоящую свадьбу по собственным соображениям Роман решил не играть, «молодые» приобрели новое жилье в центре и перебрались жить туда. Дашу было решено взять с собой. Вику мягко попросили быть терпеливой. И она, в страхе потерять дочь окончательно, возражать не стала.

Во всяком случае, так было по словам самой Вички. Кто знает, что помешало ей с самого начала смело заявить о своих правах. Ну что, если подумать, мог сделать с ней всемогущий Герман?

Не было ли все дело в привычке к вольготной, спокойной, беззаботной жизни, которая с рождением дочери была ей обеспечена надолго? Чужая душа — потемки. Поэтому вряд ли мы когда-нибудь узнаем, как все было на самом деле.

Постепенно, день за днем, Вичка теряла вкус к жизни. Она все реже выходила из своей комнаты, почти ничего не ела. Целыми днями не вылезала из постели.

Герман со своей юной, разодетой в пух и прах жар-птицей отправился отдыхать в Европу. Судя по случайно услышанному Вичкой отрывку их разговора накануне отъезда, главной целью поездки было присмотреть себе небольшой уютный домик на берегу Средиземноморья.

Когда через пару-тройку недель только что вернувшийся из поездки Герман зашел к Вичке поздороваться, он был просто шокирован ее болезненным внешним видом и прямо-таки пугающей худобой.

Вызвали знакомого врача. Осмотрев больную, тот сразу же произнес про себя привычный в этом районе Москвы диагноз: «Зажрались!» Здесь же, на дому, взял у Вички полный набор анализов и пообещал как только, так сразу сообщить о результатах.

Как и ожидал смекалистый доктор, ничего подозрительного в Вичкиных анализах выявлено не было. Что, надо сказать, очень расстроило молодую пассию Германа. Она-то уже считала часы до того счастливого момента, когда наконец «эту зомби» вынесут из дома ее «папочки» вперед ногами.

На вопрос Германа о последующих рекомендациях на выздоровление, предприимчивый доктор настоятельно порекомендовал положить пациентку под присмотр врачей. В ту самую клинику, куда через некоторое время мы с Машкой и отправились навестить нашу давно исчезнувшую из вида подружку.

Вика не была настроена разговаривать. Равнодушным взглядом она смотрела на экран телевизора. Транслировался дневной показ какого-то модного реалити-шоу.

Маринка, шустрая медсестренка, была тут же. Сама того не замечая, она, волнуясь, доедала уже второй Вичкин нектарин.

— Моя прелесть, мой красотулечка, — восторженно воскликнула она, послав воздушный поцелуй симпатичному мачо в телевизоре. Именно в этот момент мачо, видимо в порыве страсти, таскал за волосы худосочную, дико орущую брюнетку.

— Так это и есть те самые знаменитые кролики-свингеры? — Машка снисходительно уставилась на экран. — И кто из них «твоя красотулечка?» — с легкой иронией спросила она у Маринки…

— Мой Русик! Так бы и съела! — облизнулась медсестра. — А эту тощую стерву терпеть не могу!

— Ничего, — продолжала Маринка. — Скоро пойду на кастинг. Она у меня попляшет!

Вичка тяжело вздохнула. Машка покачала головой.

— Значит, кто-то все-таки это смотрит, — сказала она с сожалением.

— Да вся страна! — гордо подтвердила Маринка.

Мы еще немного посидели у Вички, пока ее не забрали на встречу с психотерапевтом.

Немного подавленные после встречи с потерявшей вкус к жизни подругой, мы молча шагали к машине, когда прямо перед воротами с визгом затормозила X-5, из которой, шелестя пакетами, выгрузилась Мила. Та самая приятельница Сонечки, на яхте которой как-то проводили время Дана и Вичка.

Завидев нас, Мила радостно помахала свободной рукой.

— Какими судьбами? — спросила она, хитро заглядывая в глаза. — Что, нездоровится? Или тоже решили отрезать себе что-нибудь лишнее?

Мы честно отнекивались. Машка же уверяла, что если ей когда нибудь и придется что-то у себя отрезать или, наоборот, пришивать, то об этом точно никто не узнает.

— Мы тут подругу одну навещали. Ну а сама что здесь потеряла? — сделала ответный удар Машка.

— Да тоже навещаю кое-кого. — Мила оглянулась по сторонам. Соньку знаете? Уже два месяца здесь.

— А что с ней? — поинтересовалась Машка.

— Длинная история. — Мила опустила пакеты на землю и полезла в свою маленькую розовую Chanel за сигаретами. (В сочетании с курткой-сафари цвета хаки и потертыми «дизелями» сумочка смотрелась особенно эффектно.)