Красноармеец - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забирать меня из больницы не стали, долечился тут. Потом выдали командирскую форму без знаков различия, ну и повезли в военный суд. Да трибунал и есть. Надо сказать, выделенный мне адвокат был красноречив, я мрачнел всё больше, похоже просто пожурят и отправят дальше служить, но тут вмешалась госбезопасность, принесли бумаги судье, едва успели до оглашения решения, и тот сотрудник милиции, что меня опрашивал, и плюс письменные показания работников больницы, а я не стеснялся рассказывать, что и как было в подвалах Лубянки, решили дело в мою пользу. В смысле, суд постановил, за дезертирство, но тут смягчено моей болезнью, хотя не предупредил командование, а также постоянное невыполнение обязательств по молчанию, раз уж бумаги подписал, лишить лейтенанта Одинцова звания, разжаловав в простые красноармейцы, лишить всех наград. Меня к Герою представили, как и комполка, обоих тех хмырей из Политуправлении, но если они уже получили свои награды, то я не получу, меня вычеркнут из наградного списка. Вот это везение. Я пытался сделать скорбное лицо, даже заплакать, но не смог, лицо кривилось, а я подхихикивал. Надо было перед зеркалом потренироваться. Кажется, меня за сумасшедшего приняли. Вообще я наделся получить лет пять на зоне, спокойно переждать войну, и дальше жить мирной жизнью, наслаждаясь ею. Не хочу я воевать, не нравится мне это, да и свой долг я выполнил, немцев немало набил, но вот решили так. Ладно, буду строить обиженного властью, тоже неплохая тема.
И знаете что? А ничего, решение суд было приостановлено по личному распоряжению маршала Шапошникова. Меня прям с зала суда к нему. Оказалось, меня искали всё это время, а найти не могли, прятали. А тут суд, узнали об этом и прибыл порученец маршала, подхватил под руки на выходе. Как выяснилось, он меня и ждал у здания на Лубянке. Только у другого выхода, знали об этом сотрудники НКВД, специально так сделали. Вот я и описал маршалу что и как было. Уже правду. Я в больнице заготовил несколько историй, включая те, что Гольцев был по мальчикам и склонял меня к сожительству, пользуясь своей властью. Уже отработал в рассказах. Но решил, что маршал шуток не поймёт и оставил эти истории на будущее. Про то что подписал акт по молчанию, опроверг, меня после карцера озноб бил, руки так тряслись, я физически бы не смог удержать перо в руках. Подделка это. Да те и не скрывали, сами сказали, что я уже всё подписал. Вообще маршал мог рявкнуть и меня быстро перед его очами поставили, а он рявкал, дважды, и пшик, нет меня и всё. Ищите сами. В первый раз я в застенках сидел, те это скрывали, во второй раз действительно сбежал, в больнице лежал. А почему госбезопасность пошла на попятную, то там разные группировки, вот одна и вышла на маршала, выдала ему нужную информацию, сливая своих. Гольцева арестовали, я в больнице лежал, как и ещё несколько сотрудников. Мои слова о том, что тот агент немцев, оказались пророческими, я глумился, а оказалось он им и был. Ромбового не взяли, успел сбежать. Моё дело, папка, чистой была. Ни одной бумаги. Понятно, рисунок автомата «Вал» ушёл к немцам. Мои показания не требовались, Гольцев уже раскололся, столько инфы было. По мне, акт о молчании вроде как подписал, а я треплюсь о чём молчать должен, за честь мундира остальные боролись, поэтому на судий и давили. Всё это мне лично маршал рассказал. Знаете, занято. Удивил.
Синяки на лице ещё не сошли, пожелтели, скоро пропадут, ссадина на виске подживала, губа разбитая тоже. Но это не изменило решения, меня облачили в новенькую парадную форму, пришлось выдать спрятанные награды, они должны были быть на френче, и в Кремль. В этот же день, только вечер наступил. Я успел у парикмахера побывать, в душе, и там награждение. Золотую Звезду получил, орден «Ленина», тоже третьего типа, второй у меня, и звание старшего лейтенанта. Последнее от маршала, я так понял, извинения с его стороны. А у меня плечи опустились, я старался как мог и ничего, судьба постоянно вмешивается. Блин, ладно пока буду плыть по течению. А что остаётся? Такое впечатление, что Судьба просто не даёт мне свернуть с проторённой дорожки, может это всё и совпадение, отрицать не буду, но командиром я становится не хотел, это комдив Восемьдесят Седьмой решил, отправив в Киев, и я бы им не стал, но командование школы решило нас пораньше порадовать, и остальное как-то само собой происходило. В общем, махнул рукой, пусть идёт как идёт, вмешиваться не буду. В принципе, чем выше звание, тем безопаснее, можно и к этому стремится. В штабе тоже работа важна и безопасно. На следующий день, а ночевал я в казармах столичного гарнизона, наступило уже тринадцатое ноября, когда удостоверение поменял, точнее мне внесли новые данные в старое, добавил кубарей в петлицы, и получив дорожные, продаттестат, проездные и направление на дальнейшую службу, я расстроенный двинул на Киевский вокзал и с ближайшим эшелоном в сторону Тулы. Моя дивизия там воевала. А почему был расстроен? Так командир, что мне выдал это направление, оно уже оформлено было, не подкупишь трофеями, и не изменишь на другое, пояснил этот момент. Мой Московский полк ополчения уже воевал и быстро сточился, вот что осталось и ввели в штат Двести Девяностой стрелковой дивизии, в Восемьсот Восемьдесят Пятый стрелковый полк, где подполковник Юрченко, тот самый, что подбил меня на взятие немецкого генерала, и занял должность командира полка.